— Это хорошо. Молодцы. Может, отпразднуем сегодня за ужином? Поедим что-нибудь, что не было внутри у животного? А там, кто знает…
— Может возникнуть загвоздка, — проговорила Ангела Красота медленно.
— Да неужели?
— О, пожалуйста. — Ангела Красота вздохнула. — Понимаешь, эмийцы были первыми творцами големов. Согласно легенде, именно эмийцы
— Ты хочешь сказать, они слепили пятидесятифутовых големов-убийц?
— Только мужчина мог до такого додуматься.
— Это наша прямая обязанность, — ответил Мокрист. — Если не додуматься до пятидесятифутовых големов-убийц самому, додумается кто-нибудь другой.
— Никаких свидетельств об этом, во всяком случае, нет, — отрезала Ангела Красота. — Эмийцы никогда не работали даже с железом. Зато им была известна бронза… и золото.
Что-то в том, как это слово повисло в воздухе, Мокристу не понравилось.
— Золото, — повторил он.
— Эмийский — самый сложный язык в мире, — быстро заговорила Ангела Красота. — Никто из големов «Треста» в нем не разбирается, так что мы не можем сказать уверенно…
— Золото, — тяжело повторил Мокрист.
— И вот, когда копатели нашли пещеры, мы придумали план. Шахта уже начинала обрушиваться, поэтому мы закрыли ее и сказали, что произошел обвал. Кое-кто из нашей команды к нынешнему моменту должен был вывести големов из-под земли в море. Прямо сейчас он морем ведет их к городу, — рассказывала Ангела Красота.
Мокрист показал пальцем на руку голема в сумке.
— Это не золото, — сказал он с надеждой.
— Мы нашли много останков големов примерно на полпути вниз, — вздохнула Ангела Красота. — Остальные были глубже… вероятно, потому, что они были тяжелее.
— Золото вдвое тяжелее свинца, — мрачно заметил Мокрист.
— Погребенный голем поет по-эмийски, — продолжала Ангела Красота. — Я не могу ручаться за наш перевод, поэтому я решила доставить их в Анк-Морпорк, где они будут в безопасности.
Мокрист сделал глубокий вдох:
— Ты понимаешь, на какие неприятности можно нарваться, нарушив контракт с гномом?
— Ой, подумаешь! Я же не войну развязала!
— Нет, ты развязываешь судебный процесс! А с гномами это даже хуже! Ты говорила, в контракте указано, что вам запрещается забирать с места раскопок ценные металлы!
— Да, но это големы. Они живые.
— Ты понимаешь, что ты вынесла…
— …
— …хорошо,
— …земель «Треста Големов»…
— Допустим, но у вас был договор! Который ты нарушила, когда вынесла…
— …не вынесла. Оно само ушло, — спокойно возразила Ангела Красота.
— Да ради всего святого, только женщина может такое сказать! Ты думаешь, если ты веришь в то, что твоим действиям есть уважительная причина, юридическая сторона вопроса не имеет значения? И вот он я,
— Нет никаких поводов для истерики.
— Еще как есть! Если для чего нет повода, так это для спокойствия!
— Да, но только в такие моменты ты и оживаешь, разве нет? В такие моменты острее всего соображаешь. Ты всегда находишь выход, так?
И ничего невозможно было поделать с такой женщиной. Она обращалась в кувалду, и ты с разбегу несся прямо на нее.
Слава богам.
Они подошли к университету. Над ними нависала грозная статуя Альберто Малика, основателя университета. На голове у него был ночной горшок. Это создавало определенные неудобства голубю, который по семейной традиции проводил большую часть времени, примостившись на голове Альберто, только теперь у него на голове тоже была миниатюрная копия этого гончарного изделия.
Опять, наверное, студенческая неделя, подумал Мокрист. Студенты — что с них взять? Можно их любить, можно ненавидеть, но бить по голове лопатой — нельзя.
— Слушай, големы големами, но давай все-таки поужинаем сегодня вместе, только ты и я, в апартаментах. Эймсбери это понравится. Он редко готовит для людей, и это поднимет ему настроение. Обещаю, он приготовит все, что ты пожелаешь.
Ангела Красота посмотрела на него искоса:
— Я так и думала, что ты это предложишь, поэтому я заказала ему баранью голову. Он был вне себя от счастья.
— Баранью голову? — невесело переспросил Мокрист. — Ты же знаешь, я терпеть не могу еду, которая таращится на меня. Я даже сардинам в лицо не могу смотреть.
— Он пообещал завязать ей глаза.
—