Издатель уверен, что этот рассказ есть изложение действительных событий без малейших признаков вымысла. Поэтому он полагал, имея в виду пользу читателя, что попытки улучшить или изменить что-либо в этой истории только бы повредили ей. Так что, не заискивая большого внимания света и печатая эту историю таковой, какова она есть, издатель надеется, что тем самым он делает услугу читателям.
Написано это таким же «издателем», каким Дефо был «моряком», «глухонемым», «пиратом», «кавалером», «падшей женщиной» и т. п., короче говоря, написано им самим.
В редких современных изданиях перепечатывается это предисловие, а между тем это некий договор, заключенный Дефо однажды с читателями, который и по сей день остается в силе.
Когда открываешь книгу о Робинзоне – первое издание, видишь портрет (конечно, «портрет»), видишь указание «написано им самим», читаешь предисловие («предисловие») и стараешься представить себе взгляд читателя того времени, то, право, все настраивает на совершенно серьезное восприятие всей истории как безусловной правды.
Но присмотримся…
«Я родился в 1632 году в городе Йорке в хорошей семье, происходившей, впрочем, не из этих мест», – первые строки, как и несколько последующих, мы еще читаем, а затем, вовсе не замечая, что же мы делаем, мы просто слушаем рассказ «моряка из Йорка» обо всем, что было пережито и описано «им самим».
С «Приключениями Робинзона» знакомятся, как правило, еще в детстве, то есть воспринимают безотчетно, и у большинства на всю жизнь так и остается, не обновляясь, но и не ослабевая, детское впечатление от этой книги. Но детское впечатление от «Робинзона» в принципе несокрушимо. Это проверяется само собой, если книгу перечитать зрелым взглядом.
Возврат ко многим книжным впечатлениям детства опасен утратой иллюзий: оказывается, в книге нет того, что мы (или нам) в ней когда-то читали. Собственно, и книги-то нет, механизм устарел и не действует. Но стоит когда бы то ни было вновь открыть «Робинзона», как все начинает действовать: «родился в городе Йорке в хорошей семье», получил воспитание, образование, но «ничего этого мне нужно не было, а только бы уйти в море»… В знакомых строках мы читаем новое, видим больше, однако прежние, самые первые впечатления не упраздняются, они только развиваются, двигаясь вширь и вглубь все от того же источника – однажды совершившегося творческого чуда.
Каждый читатель в своем отношении к «Робинзону» повторяет урок истории, подтверждая неслучайность однажды сложившейся ситуации, сделавшей эту книгу образцом общедоступного и увлекательного чтения. Одни читали и всему простодушно верили, другие читали и, понимая, как это делается, все-таки находили, чему верить. Принимаясь за «Робинзона», одни читали в нем о приключениях, другие вычитывали нравственно-философскую доктрину. При любых обстоятельствах и в любых руках книга успешно выполняла программу «правдивой выдумки», однажды объявленную Дефо и заключавшую в себе идею творческого претворения факта. Это поистине «честный обман» читающей публики, когда, как у фокусника, делаются таинственные приготовления, а в тот момент, когда внимание зрителей, достаточно отвлечено, платок просто перекладывается из одного кармана в другой. Так и автор «Робинзона», занимая наше внимание вроде бы не идущими к делу подробностями, заставляет нас, говоря попросту, развесить уши, и мы доверяемся всему, что только он ни скажет.
Что ни говорит и ни делает Робинзон, оказывается ново для нас и увлекательно. Мы слушаем его так, словно он говорит, «каким-то демоном внушаем», и, даже зная, что все выдумано, поддаемся, как наваждению, невероятной достоверности рассказа.