Дефо

Причем от первого тома к третьему, поскольку Робинзон проявлял все большую активность, Дефо расширял круг подобных источников. Это в первом томе Робинзон только на пятидесятой странице из трехсот попадает на остров и как-то задерживается на нем, а во втором томе разбогатевший Робинзон уже отправляется, что твой Дампьер, вокруг света. Для всего лишь нескольких страниц, посвященных путешествию Робинзона по России, Дефо, как показал М. П. Алексеев, потребовалась буквально библиотека.

Из одного источника Дефо почерпнул ситуацию – человек в одиночестве, другой подсказал ему Робинзонов маршрут, третий – какое-нибудь описание. Источники можно было бы поделить на две большие группы – подсобные и конструктивные. Подсобные – это материал, который еще надо было обработать. Из таких источников Дефо преимущественно брал отдельные факты. Второго рода источники, как те же «Превратности судьбы» – «собственную руку», подсказывали ему повествовательный прием, сюжетную ситуацию, одним словом, конструкцию.

Книга, о которой до сих пор почему-то вовсе не говорят как об источнике Робинзоновых «Приключений», – это автобиография Дантона, все того же Джона Дантона, оказавшего, безусловно, формирующее влияние на Дефо.

После провала очередных предприятий и проектов, скрываясь от долгов, как это приходилось делать и Дефо, друг его юности опубликовал свою историю, которую так и назвал «Жизнь и прегрешения Джона Дантона». Книга не имела успеха, и мы даже не можем сказать, насколько была она известна Дефо. Однако была, и «Робинзон» написан после этой книги, и не только хронологически, но и с усвоением сделанного Дантоном, этим великолепным выдумщиком, блистательным стилистом. «Жизнь и прегрешения», как замечательный документ эпохи, высоко оценил Лесли Стивен, выдающийся английский критик прошлого века, написавший одну из лучших статей о Дефо. Почему не сопоставил он исповедей Дантона и «моряка из Йорка»? Что ж, ему было виднее, но факт: друг Дефо, внедривший в сознание будущего автора «Робинзона Крузо» некоторые идеи, владевшие Дефо всю жизнь («правдоподобная выдумка» и проекты), дал и образец автобиографических записок.[19]

И наконец, надо указать два крупнейших ориентира, на которые равнялся Дефо. Один мы уже называли – Шекспир. Другой – «Дон-Кихот». Это была любимейшая книга Дефо. Когда «Приключения Робинзона» стали уничижительно третировать как всего лишь вариант «донкихотства», в смысле вымышленности, Дефо ответил: «Меня хотели оскорбить этим и не знают, как на самом деле польстили мне».

Откройте «Робинзона», откройте «Дон-Кихота» и сравните первые страницы: «Мне дали имя Робинзон, отцовскую же фамилию Крейцнер англичане, по их обычаю коверкать иностранные слова, переделали в Крузо». В начале «Дон-Кихота» сказано так: «Говорили, что назывался он Кихада или Кесадо, но, по более верным догадкам, имя его было, кажется, Кихана». Так что пусть под знаком минус, но критики попали в цель. И это не только частичное совпадение первых строк, это начало серьезно-увлекательной «игры» с читателем, которая выдерживается на протяжении всей книги и законы которой в предисловии и по ходу дела обосновал Сервантес.

Географически «Приключения Робинзона» устремлены туда, куда стремилась мысль Дефо по меньшей мере на протяжении тридцати пяти лет. Географически и экономически – планы освоения, заселения Южной Америки или торговли с ней, хотя бы через Испанию, и при этом как с тихоокеанского, так и с атлантического берега.

Несмотря на некоторые географические ошибки и нелепости, в «Робинзоне» все с умыслом, все четко ориентировано. И если где-то Дефо ошибается, то вместе со всеми своими современниками.

Есть в «Приключениях Робинзона», как мы сразу сказали, и ориентация историческая, во времени. Прежде всего срок Робинзонова пребывания на острове: не больше и не меньше, а двадцать восемь лет, то есть ровно столько, сколько продолжалась Реставрация. В затянувшиеся «золотые деньки принца Чарли» и недолгие, но тревожные годы правления Джеймса II таким, как Робинзон, только и оставалось отсиживаться где-то в стороне.

Поэтому в отличие от реального моряка из Ларго «моряк из Йорка» пробыл на острове не четыре года, а в семь раз больше: именно семь, так чтобы получилось двадцать восемь: от крушения республики к «славной революции».

Нам в самом деле не суть важно, что Робинзон – это купец, напуганный буржуазной республикой, разочарованный Реставрацией и вдохновленный совершившимся наконец умеренным взаимоприспособлением старых порядков и «новых хозяев». А Дефо именно ради того, чтобы показать историческое становление такого Робинзона, отодвинул действие своей книги назад почти на целый век.