Деды и прадеды

Это была крупная, костлявая женщина, довольно вредная, но не подлая. Крупные черты её лица были бы даже приятны, если бы не какое-то неприятное выражение тупой покорности. Родом Ангелина Чапецкая была из Мироновки, до войны перебралась в Топоров, где быстро вышла замуж за Тольку Захаренко, электрика колхоза. Толька был почти на голову ниже своей жены, щуплый и кривоногий. Он был из многочисленного и довольно завалящего топоровского рода, который был настолько известен своей какой-то особенной пустяковостью, что любая топоровская девушка сочла бы за оскорбление выйти замуж за кого-нибудь из Захаренков. Поэтому все Захаренки женились на девушках из окрестных маленьких деревень и хуторов. Толька был особенно горделив и мелочно взодрен. Он и женился-то на Ангелине, только прельстившись габаритами своей будущей жены. Впрочем, её он быстро «согнул в дугу» и с удовольствием поколачивал. Хозяйка она была никудышняя, вся какая-то разобранная, «мечтательная». Да и Толька не отличался хозяйственностью. В хате у Захаренков никогда не было чисто, но дети рождались год в год. Да и какой-никакой, но достаток был. От сознания своей важности Толька ещё и загулял с медсестрой из больницы. Колотил он свою жену нещадно, не обращая ни малейшего внимания на её многочисленные беременности. И Ангелина, воспитанная в особом почтении к вечно сердитому отцу, и не думала даже защищаться, хотя могла сбить своего тщедушного мучителя одним ударом. Она падала на колени, чтобы закрыть живот, подставляла Тольке спину и только вскрикивала свое привычное: «Ой, Толенька! Ой! Толенька, дай же скидку на детей!» Известие о том, что Толька погиб где-то под Харьковом, пришло в её пустую хату уже после войны. Хата же Ангелины была пустая потому, что в оккупацию все дети умерли от менингита. Всех она отнесла на кладбище, всех. И двух мальчиков. И двух девочек. Над могилой младшенькой своей, трёхлетней Сашеньки, Ангелина натурально сошла с ума. Она сидела над могилками детей в ожерелье из засохших бубликов, крошила их и рассыпала крошки птичкам, не обращая внимания на снег и мороз. И тогда Ульяна, услышав сплетню о «дурной Бублихе», прокляла рассказчицу до седьмого колена, побежала на погост, нашла там улыбавшуюся Ангелину, привела домой и месяц ее выхаживала. А когда Ангелина пришла в себя и завыла раненым зверем, проклиная Господа Бога и всё его небесное воинство, тогда маленькая Ульяна подняла её с полу, устроила на кровать, положила седую голову Бублихи себе на колени и долго-долго пела какие-то сказочки да слёзы вытирала. С того дня Бублиха и прикипела всем сердцем к Ульяне и поверила в неё, как в ангела…

— Уля, а я ж им и говорила, молила: как же, мол, так, как можно? Ведь мальчик-то он хороший, послушный, добрый-то какой, так ведь сирота же! — Бублиха задыхалась от задавленных слез и возмущения. — Я ж им так и сказала, что Ванечка, он не может, не может сразу-то, вот так вот, сразу привыкнуть. Я ж его неделю в лесу искала, целую неделю по лесу ходила! Он же ж, как их хату банда запалила, так в маленькое окошко, что в клуне было, его сестра моя-то и протолкнула, он и убежал, а Сергей уже мёртвый был. А она, бедняжечка, так и сгорела. И Варя, и Паша, дочки, племянницы мои, значит, тоже, тоже — все чисто сгорели.

Тася дёрнулась, но свекровь ей только глазами показала: «Сиди, мол, тихо, потом расскажу». Тася затаилась.

— Я ж его как нашла, так он всего боялся, Улечка. И меня боялся. Я ж за ним ужас как много бежала. А он маленький, как зайчик, между кустов, между кустов. А потом рванулся, закричал, закричал, моё серденько, — Бублиха опять вытерла щёки мокрым уже платком, — А я его ж так прижала к себе, как Сашеньку мою, он же почти такой же был, как моя младшенькая. Только кричал вот так вот: «Ы-ы! Ы-ы!»

Тася понимала, что свекровь дает возможность Бублихе выговориться, а сама начала догадываться, зачем Ульяна ее позвала. Бублиха громко высморкалась и продолжала говорить тихо, почти шёпотом, смотря в тёмное окно. И ненависть чёрной смолой закипела в её голосе.

— А я ж и говорю им, что три года учила Ванечку разговаривать. Только он не торопится никуда, думает, боится не так сказать. А сказки дома очень даже хорошо читает. Особенно про котов всякие рассказы. Я даже просила нашу фершалшу, чтобы она мне привозила книжки разные про котов и кошек, чтобы Ванечке читать. А они говорят: «Мы желаем вам самого лучшего», да что «надо, чтобы мальчик был под присмотром».

Бублиха засверкала глазами, что вообще-то было для неё совсем несвойственно.

— Знаю я этот присмотр! — грянула она. — Не бывать такому, чтобы Ванечка оказался в таком месте!