Деды и прадеды

Однако уже на второй год редкие проверяющие, которых неумолимая разнарядка заносила в богом забытую Журовку, стали рассказывать странные вещи об уроках на берегу Толоки, в лесу, в саду, на ферме. Об уроках-раскрасках и уроках-сказках. О том, что малышня бежала на эти уроки вприпрыжку и на «отлично» не учились только совсем уж откровенно больные дети. Но и те рвались на уроки к маленькой учительнице. И что родители — уставшие донельзя на колхозных работах — старались тоже выступать на уроках. (Чего стоило Тасе привлечь родителей к таким урокам, о том история молчит.)

На четвёртый год её учительства несколько ребят из Журовки перешли в Топоровскую школу. Их странности и «почемучесть» были столь заметны, что в Журовку без предупреждения нагрянула целая комиссия, по счастью состоявшая из «старых» учительниц, настоящих «зубров», которым было поручено разобраться, что же творится в далёкой Журовке.

…Сырой ноябрьский день не очень отличался от бесцветного утра. Поля тонули в клочковатом тумане, разрываемом порывами зябкого ветра. Голые ветви школьного сада стряхивали крупные капли в примятую дождями траву. Уже на крыльце были слышны звонкие детские голоса в классе.

В школе было тепло. Печи были натоплены. Возле печей на поленницах сушились детские ботиночки и сапожки. На новеньких подставках к подоконникам густо стояли вазоны. Навстречу топоровским гостям выкатилась маленькая круглая старушка, смешно переваливаясь и покряхтывая. Гостьи растолковали цель своего визита, и сторожиха развила неслыханную прыть, от которой уже у самих визитёрш закружилась голова. Она принимала и развешивала мокрые плащи, не без достоинства советовала, куда пристроить сырые сапоги, ждала, пока они все переобуются, да поправят пуховые платки на плечах, брошки, прически, сосредоточат лица в уместные проверяющим бесцветно-внимательные маски. А сама Григорьевна уже успела мелькнуть к классу, в котором Тася вела урок, поскрестись в дверь, прошелестеть новость Тасе и такой же смешной, круглой мышью вернуться к прихорашивавшимся гостьям.

Конечно, у Таси почти не было времени перестроиться, да и задумано все было именно для внезапности. Она не стала трясти детей, только прошла по рядам, посмотрела, как дела на «Камчатке», где у неё обычно сидели отличники, и, потемнев глазами, продолжила вести урок.

Скрипнула дверь. На пороге стояла Григорьевна, преисполненная важностью минуты. Секундная пауза. Тася вышла в коридор, увидела комиссию. Самая строгая вдруг улыбнулась, чуть-чуть лукаво:

— Здравствуйте, Таисия Терентьевна! Вот, привела своих коллег посмотреть, как поживает ваша «сказочная» школа, — она оглянулась. — Это мои коллеги. Тамара Григорьевна, Любовь Николаевна и Антонина Федоровна.

— Хорошо, Зинаида… Зинаида Сергеевна. Проходите.

Зашелестели тетрадки, по рядам прокатился грохот откидывающихся крышек парт. Дети встали возле парт и смотрели блестящими глазами на входивших гостей.

Пиджачки, перешитые местным умельцем из старых отцовых, ещё довоенных. Фартучки у девочек. Блестящие глаза, как иголочки. Карие, серые, зелёные. Чубчики. Остриженные наголо головы. Банты. Тоненькие шейки. У одного «камчадала» усердная клякса на щеке, которую он пытался украдкой стереть.

Самые младшие, раскрыв рты, смотрели на вошедших, испуганно переводя взгляды на Тасю. Старшие были поспокойнее, они хитро переглядывались.

— Ребята, у нас сегодня гости. Они побудут на наших уроках.

Тася посмотрела на своих детей. Те рассматривали четвёрку «мушкетёрш». В дверях показалась Григорьевна, которая приволокла недостающие две лавки. Гостьи прошли назад и притворились невидимками. А Тася продолжила урок.

Она вызывала детей, которые подходили вперёд, к странной доске. На доске горизонтально были укреплены длинные планки с натянутыми во всю длину проволоками. На проволоках на малюсеньких крючочках висели аккуратно выпиленные из фанеры паровозики и вагончики.

Паровозики были подлежащими. А вагончики — другими частями речи. В окошки можно было вставлять карточки со словами — заданиями. Были задания и на изменение порядка слов в предложении. У каждого паровозика и вагончика были ещё крючки для сцепки. А ещё на проволочках висели семафоры — знаки препинания.