Читаем Деды и прадеды полностью

Тут до Таси дошло, что Пети рядом нет. Исчез, как не было. Она посмотрела на лейтенанта. Тот с аппетитом захрустел огурцом, а сам глаз с неё не сводил. И был удивительно печален и слишком, слишком не-вы-но-си-мо спокоен. И почувствовала она что-то страшное в том его спокойствии, что-то, растворявшее все мысли, все чувства. Только синие-синие глаза напротив.

Толик Гавриловский передернул затвором.

— А ну, гнида! Документ! Сергей, чего он?! Вот я его сейчас! — и замахнулся прикладом.

— Погодь, погодь… — тихо сказал Сергей, как-то боком подбираясь к жующему незнакомцу.

Бульбашенко прижал руку к сердцу. Его одышливое дыхание да глухой стук ходиков были единственными звуками в ломившей уши тишине. Девчата молчали. Скрипнула половица.

— Ка-а-акая встреча! — прошипел Сергей. — Васенька!

— Хто? Какой Васенька? — не понял Толик.

— Цыть! Не видишь, Толя, какая птица к нам залетела. Морская птица! — заулыбался Сергей.

— Васька? Добровский?

— Ага. Пан Добровский пожаловал!

Голос Сергея истерически зарадовался.

— А ну, Васенька, давай, давай-давай ручки. Тихо. Тихо. Ти-и-ихо… Руки положил на стол, сука! Давай-давай.

И Сергей сделал ещё шаг.

Он не успел расслышать тихий стон падавших Тольки и Вальки — мелькнувшая чугунная подставка для сковородки уже впечаталась ему в переносицу. Липкий красный огонь полыхнул в глазах. Сергей ещё шатался, а уже вскочивший лейтенант с тихим рычанием схватил его левой за горло, крутанул как-то, придушил, правой схватил сзади за ремень и одним дыханием бросил в окно. Жалобно крякнул переплёт окна, дзынькнули разлетавшиеся стёкла — и Сергея уже не было. Вторая тень пролетела над столом — это Петя бросил тело Толика. Валька Гавриловский отправился в путь таким же незамысловатым образом.

— Извините, девушки. — лейтенант запнулся на пороге. — Такой был хороший вечер! Уходите. Мы сейчас.

И он, держась за стены, поковылял в сени, дохнувшие морозным паром.

Девушки сидели, не в силах шевельнуться. Расправа, случившаяся у них на глазах, заняла от силы несколько ударов сердца.

Тася сидела выпрямившись струной. Только руки дрожали.

В её глазах застыла синяя вспышка в глазах лейтенанта. Она успела заметить бинты на его запястьях, на шее. Но совершенно не могла понять, как он это сделал — каким образом, всего в несколько мгновений, три здоровенных парня, в тулупах, в валенках, тяжеленные, пьянющие, — улетели птицами в окно.

А в ночи под окном что-то происходило. Из пушистого сугроба видно было зад Сергея, Толик и Валька валялись рядом. И слышны были только глухие удары — Добровские вышибали дух из гостей.

— Девчата! Девочки! — позвал хозяин. Его лицо было угрюмо и отрешённо. — Уходите скоренько. Нечего вам здесь быть.

И потерянно махнул рукой.

* * *

Что братья Добровские внушили той ночью братьям Гавриловским, о том все участники ночной беседы никогда не рассказывали. Однако полицаи как-то странно стали проводить ночные патрули — мимо треугольника, образованного улицами Котовского, Калинина и Нижней. Один только раз, уже в начале марта, упившись до полного бесчувствия и бесстрашия, Сергей с Толиком нарушили негласную границу и вломились к деду Трофиму — за добавкой. И опять встретили моряков. Ночной визит закончился тем, что Трофим, возмущенно проклиная втрирогигосподабогадушумать все жизненные обстоятельства, вынужден был поутру заново вставлять покорёженные рамы да заметать снег — очень уж во дворе оказалось натоптано и загажено кровавыми соплями.

Сам старый Сергей Гавриловский, расспросив измордованных в очередной раз сыновей, ходил к Ульяне Добровской с четвертью самогона, просил — по-хорошему, по-соседски — унять сыновей. Но был послан со всей простотой — то ли к немцам, то ли куда подальше. Как Гавриловские оправдывали отсутствие своих любимых сыночков в карауле, тоже осталось неведомым. Старшие Гавриловские и совет семейный держали, и даже нужный донос по старинке составили. Но не понесли.

Очень-очень хотели жить — потому что объяснили им, пообещали со всей соседской прямотой, что буде что случится — будут вырезаны они под корень, до седьмого колена. И что характерно, Гавриловские в том обещании не сомневались…

Ещё два раза встречала Тася рыжего лейтенанта. Совершенно случайно, как вы понимаете, оказывался он в тот же момент и в том же месте, куда заходила в свободное от дежурства время маленькая медсестричка. И всякий раз при встрече она вспыхивала, как дикая роза, но природная смуглость помогала, как ей казалось, скрыть возмущение непредвиденными встречами. И всякий раз она старалась не встречаться взглядом с возмутительным синеглазым нахалом, старалась пройти мимо либо сделать вид до невозможности занятой.

Но в последний раз, перед самым уходом — туда, на восток, к своим, — не выдержал лейтенант Вася.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Питер покет

Интимные места Фортуны
Интимные места Фортуны

Перед вами самая страшная, самая жестокая, самая бескомпромиссная книга о Первой мировой войне. Книга, каждое слово в которой — правда.Фредерик Мэннинг (1882–1935) родился в Австралии и довольно рано прославился как поэт, а в 1903 году переехал в Англию. Мэннинг с детства отличался слабым здоровьем и неукротимым духом, поэтому с началом Первой мировой войны несмотря на ряд отказов сумел попасть на фронт добровольцем. Он угодил в самый разгар битвы на Сомме — одного из самых кровопролитных сражений Западного фронта. Увиденное и пережитое наложили серьезный отпечаток на его последующую жизнь, и в 1929 году он выпустил роман «Интимные места Фортуны», прототипом одного из персонажей которого, Борна, стал сам Мэннинг.«Интимные места Фортуны» стали для англоязычной литературы эталоном военной прозы. Недаром Фредерика Мэннинга называли в числе своих учителей такие разные авторы, как Эрнест Хемингуэй и Эзра Паунд.В книге присутствует нецензурная брань!

Фредерик Мэннинг

Проза о войне
Война после Победы. Бандера и Власов: приговор без срока давности
Война после Победы. Бандера и Власов: приговор без срока давности

Автор этой книги, известный писатель Армен Гаспарян, обращается к непростой теме — возрождению нацизма и национализма на постсоветском пространстве. В чем заключаются корни такого явления? В том, что молодое поколение не знало войны? В напряженных отношениях между народами? Или это кому-то очень выгодно? Хочешь знать будущее — загляни в прошлое. Но как быть, если и прошлое оказывается непредсказуемым, перевираемым на все лады современными пропагандистами и политиками? Армен Гаспарян решил познакомить читателей, особенно молодых, с историей власовского и бандеровского движений, а также с современными продолжателями их дела. По мнению автора, их история только тогда станет окончательно прошлым, когда мы ее изучим и извлечем уроки. Пока такого не произойдет, это будет не прошлое, а наша действительность. Посмотрите на то, что происходит на Украине.

Армен Сумбатович Гаспарян

Публицистика

Похожие книги