– А наш-то Прошка каков? А? – кивнул один из них на Поплюева. – Как вы думаете, зачем в столицу изволил пожаловать?
– Пожуировать, конечно.
– Какое! Ищет перевода в действующую армию.
– Вот как! – слегка удивился Черепов.
– А почему бы нет? – вступился за себя Прохор. – Я уж давно в себе мечтание питал такое, а время теперь самое подходящее. Чин на мне скромнехонький, обиды мною ничьей шее быть не может, ну а война авось-либо и вывезет… Я уж думал было абшид брать вчистую, да мундир по офицерскому рангу пока еще не выслужил, а без мундира что за абшид!.. Это уж не токмо что пред своим братом дворянином, но и пред подлого класса людьми довольно в стыд мне будет.
– А куда ваш знаменитый майор девался? – спросил Черепов, невольно как-то вспомнив при этом поплюевскую Усладушку и инспекторский смотр отца архимандрита.
– Майор-то? – переспросил Прохор. – Да куда же ему деваться! Все у меня на хлебах живет при вверенной ему команде.
– А вы не распустили ее?
– Помилуйте, зачем распускать! Аль хлеба у меня не хватает? Пусть живут себе с Богом!
– А знаешь, брат, что? – шутя обратился к Поплюеву один из его измайловских приятелей. – Ты бы вместо себя-то майора на войну послал.
– Зачем так?
– Да понадежнее будет.
– То есть в каком разуме надлежит понимать сие?
– Да весьма просто. Во-первых, для чего тебе твой благородный лоб под пули подставлять, а во-вторых, ведь и струсишь-то, пожалуй, перед французом…
– Кто?… Я?! – подпрыгнул Поплюев.
– Ты, сударь.
– Я?… Перед французом?… Государь мой, вы меня плохо разумеете! Не токмо что перед французом, я, коли захочу, то и перед самим чертом не струшу.
– Зачем черта! До черта далеко! – продолжал подтрунивать приятель. – А вот и сего почтенного старца, – кивнул он на стоявшего впереди пузатенького генералика, – стоит лишь оглянуться ему на тебя, так и того струсишь.
– На каких резонах изволишь полагать обо мне такое? – все более и более подфыркивал Прохор. – Я коли захочу, то и доказать могу, что не струшу.
– Ну и докажи.
– И докажу!
– Поди и дерни его за тупей, тогда поверю.
– За косицу-то?… Его?… Вот еще! Стоит труда! Нашел доказательство!
– Да уж каково ни есть, а не дернешь.
– Ан дерну!
– Ан врешь!
– Я?! Не дразни, брат, лучше! Эй, не дразни!.. Меня стоит только раздразнить, так я бедовый!
– Бедовый-то бедовый, а за косицу все-таки не дернешь.
– Да не токмо что старца, а… понимаешь ли
– Ну, брат Прошка, никак, ты во хмелю!.. – засмеялись приятели. – Много ли чефрасу хватил сегодня? С утра уж благословился. Закуси-ка лучше гвоздичкой, а то дух будет.
– Гвоздичкой-то я закушу, а дернуть все-таки дерну, коли мне такое расположение блеснет.
– Пари, что не дернешь! – продолжал потешавшийся приятель.
– Идет! – расхорохорился Поплюев. – Идет, коли на то пошло! На что угодно?
– Да что тебя много разорять-то! На десяток устерсов у Юге с аглицким пивом. Вот я на твой счет и позавтракаю.
– Господа, будьте свидетелями – разнимите!
–
Мгновенно все смолкло; генералы вытянулись в одну шеренгу против фронта, за ними во вторую шеренгу стали все штаб– и обер-офицеры, а третья образовалась из юнкеров и унтер-офицеров, не участвовавших в строю.
Пять минут спустя раздалась новая команда: фронт взял "на краул", барабаны грянули встречу, эспонтоны и знамя отдали салют, и все живое на площадке замерло в напряженном ожидании.
С крыльца сходил император.
Начался вахт-парад. Штаб-офицер сначала заставил фронт проделать все ружейные приемы по флигельману[340], потом скомандовал
Государь остался вообще доволен парадом и по окончании развода, собрав вокруг себя тесную толпу офицеров, стал передавать начальствующим лицам парольный приказ и разные замечания. Черепову случайно довелось стоять как раз за спиною государя. Вдруг видит он, что рядом с его локтем протягивается вперед чья-то рука – и хвать за черную ленту косицы!