Дед Мавр

— Любопытство привело. Работает в Джакарте, в министерстве иностранных дел. Приехал в Москву с туристической группой и решил меня разыскать: очень, говорит, понравился «Амок». Воспользовался удобным случаем — и сюда: не участвовал ли, дескать, и я в восстании на острове Ява?

В основу сюжета романа «Амок» лег, как известно, конкретный исторический факт: восстание моряков-индонезийцев на голландском военном корабле «Саардам», которое произошло в 1926 году.

Я знал, как настойчиво и кропотливо накапливал Янка Мавр документальные сведения об этом событии. Недаром же и описаны они в большинстве своем так, будто происходили на самом деле, и даже приводятся подлинные имена некоторых участников борьбы с колонизаторами.

«Неужели Дед знает индонезийский язык? — мелькнула мысль.— От него все можно ожидать: готовился к работе над романом, собирал материалы, для этого пришлось рыться в индонезийских изданиях. Поневоле научишься хотя бы со словаре читать. Тогда и разговаривать проще».

— О чем задумался? — прервал Мавр невольно наступившую паузу.

— Не могу понять, на каком языке вы разговаривали.

— А эсперанто зачем? В таких случаях лучшим образом выручает.

Этого я никак не мог предполагать:

— Эсперанто? Когда же ты успел выучить?

— Давно… До войны у нас и специальную газету, и даже журнал издавали. Выпускали различные пособия и художественные произведения на эсперанто. Тысячи советских эсперантистов поддерживали постоянную связь между собой и переписывались с зарубежными корреспондентами. У нас регулярно проводили всесоюзные конференции, в которых, в составе белорусской делегации, участвовал и я.

Мне сразу вспомнилась редакция довоенной архангельской газеты «Правда Севера». Небольшая продолговатая комната с единственным окном, выходящим на сверкающий летним солнцем простор Северной Двины. Слева от входной двери — письменный стол, буквально заваленный ворохом газет и журналов, напечатанных латинским шрифтом. И за столом худощавый, сероглазый, сдержанно-молчаливый Саша Ерюхин, весь день роющийся в этом ворохе. Он и вел на страницах газеты постоянную колонку «Эсперантисты сообщают», отбирая для нее наиболее интересные заметки из советских и иностранных издании. И тоже ездил в Москву, в Ленинград на конференции. И однажды, вернувшись, рассказал мне, что познакомился с минчанином, ветераном-эсперантистом Федоровым, договорившись поддерживать с ним постоянную переписку.

В ту, уже далекую пору мне и в голову не пришло расспрашивать, кто такой этот Федоров. Мало ли Федоровых в Советском Союзе, в том числе и в Минске. И запомнился разговор с Ерюхиным лишь потому, что такая же фамилия была у Ивана Михайловича. Не о нем ли тогда говорил Саша?

— Ты когда-нибудь слышал об Александре Ерюхине? — ради уточнения решил спросить.

— Из Архангельска? Как же. Переписывался с ним. Жалко, письма сгорели в первые дни войны вместе с квартирой на Ново-Московской.

И опять возвращаясь к эсперанто, Дед не без осуждения в голосе продолжал:

— Не могу понять, почему теперь эсперантистов чуть ли не анафеме предают! Дескать, мертвый язык, искусственный, выдуманный. Я бы ввел изучение его во всех школах, тем более что научиться разговаривать, читать и писать не составляет большого труда. Представляешь, насколько легче было бы нашим людям общаться с иностранцами и во время поездок за границу, если бы они владели этим, как его называют, мертвым языком!

Что-то вспомнив, Иван Михайлович выдвинул средний ящик письменного стола, порылся пальцами в одной, в другой из находившихся в нем коробочек и протянул мне круглый зеленый значок с изображением пятиконечной звезды, цифрой «50» над ней и словом «VETERANO» полукругом внизу.

— Возьми на память. Пятьдесят лет, юбилейная дата советского эсперанто. Нас, ветеранов, осталось по всей стране не больше полутора-двух десятков. Жалко, нет Луначарского: он бы не дал эсперанто умереть.

— Разве и Луначарский им владел?

— Еще как! И он, и Лев Толстой, и очень многие знаменитые на весь мир русские люди.

Не мне судить, насколько были оправданы эти сожаления и горечь Деда. В одном полностью согласен с ним: сейчас, в период международной разрядки, быстрого развития научных, культурных и деловых контактов, роста торговых связей возможность обходиться без переводчиков принесла бы огромную пользу и нашей стране, и нашим зарубежным партнерам. Тем более что очень многие термины и слова прочно вошли в обиход всех народов планеты. В том числе и русские: «Спутник», «СЭВ», «Дружба», «Лада», «МАЗ», «Беларусь».

Правда, в газетах и по телевидению время от времени проскальзывают сообщения-информации, что то в одной, то в другой, то в третьей стране школьники старших классов, студенты и так называемые деловые люди все охотнее изучают русский язык. Тысячи юношей и девушек, иностранцев, не без успеха овладевают им в наших высших и средних учебных заведениях. Тысячи, пускай даже десятки тысяч,— все равно капля в море для человечества всей планеты! Да и не в русском языке дело. Иван Михайлович был прав, когда говорил о нужности эсперанто как международного языка.