Дед Мавр

Что это: особенности мавровского письма, присущий ему стиль? Не совсем так. Давно известно,— любой человек, какую бы работу он ни выполнял, обязательно привносит в трудовой процесс определенные черты своего характера. Даже на заводском конвейере каждый из сборщиков обязан день за днем, минута за минутой — в течение всей смены строго совершать одну-единственную манипуляцию по установке детали, ибо промедли, остановись один человек, как тут же автоматически станет весь конвейер. Тем не менее и не посвященный в «таинства» конвейерной сборки наблюдатель легко заметит разницу между сборщиками. Один работает легко, как бы поигрывая деталью, другой всю смену, от начала до конца, совершает однообразные, рассчитанные по секундам, плавные движения руками, третий все время сосредоточен и напряжен.

Каков характер человека, таков и стиль его труда.

В еще большей степени это характерно для людей творческих профессий — писателей, художников, артистов.

Все, кто был знаком с Михаилом Зощенко, отлично знают, насколько мягким, душевным и легко ранимым человеком оказывался писатель-юморист в общении с людьми, в повседневной жизни. Не будь этой мягкости, отзывчивости, душевности, читатели знали бы не мастера коротких юмористических рассказов Михаила Зощенко, а Михаила Зощенко — мастера талантливых разоблачительных, злых сатирических фельетонов.

«Ко мне, Мухтар», «Чужая родня» и многие другие однозначные по жанру кинофильмы с Юрием Никулиным в заглавных ролях покоряют миллионы зрителей не только бесподобной игрой этого артиста, а главным образом душевностью и глубиною подлинной человечности созданных им отнюдь не комедийных героев. А разве появились бы в кинофильмах эти герои, если бы на арене цирка не было такого же душевного и человечного клоуна Юрия Никулина, если бы сам он всегда, во всех проявлениях повседневной жизни, не был таковым?

Я многие десятилетия, еще со времени Челюскинской эпопеи, дружу с Народным художником Советского Союза, академиком Федором Павловичем Решетниковым, мастером и сатирических, и не только сатирических полотен. Его прославленные картины «Опять двойка», как и «Прибыл на каникулы», ни в малейшей степени не сатиричны. Но внимательно всмотритесь в виновато склонившего голову, придавленного свалившейся на него бедой малыша-двоечника, и сразу почувствуете, не сможете не почувствовать, что вся ваша нежность, все ваши симпатии — только ему. Точно так же, как любовь и гордость, лучащиеся из прищуренных, поверх очков, глаз деда, обращенных на внука-суворовца, это ваша собственная любовь и ваша гордость. Мы, челюскинцы, и на корабле, и на льдине недаром считали Федю Решетникова душой нашего многочисленного и многонационального коллектива. Его общительность, отзывчивость и неизменная жизнерадостность, как и сатирические рисунки и дружеские шаржи в стенной газете, не раз скрашивали тяжелые, горькие минуты, выпадавшие на нашу долю и во время плавания судна и в ледовом лагере Шмидта. И нам очень дорого, что известные ныне всем полотна бывшего челюскинца приносят радость посетителям многочисленных вернисажей и Третьяковской галереи.

— Пойди-ка ты погуляй, а нам не мешай работать,— говорил Иван Михайлович Федоров «червяковцу», нарушившему тишину в классе.

И не было большего наказания, чем эта спокойно произнесенная, звучавшая почти шутливо фраза.

А разве не тот же подтекст и в «Полесских робинзонах», и в «ТВТ», и в других произведениях Янки Мавра? В них, наряду с очень серьезным, есть и юмор, и откровенная ирония, смягченная и согретая душевной теплотой писателя. Есть и беспощадный сарказм, адресуемый так называемым цивилизованным недочеловекам! И нет только одного — злобы к людям и ожесточения против людей.

Дед сам говорил не раз:

— Гнев — это не озлобление, а нормальная, естественная и здоровая эмоция даже добродушного человека на неожиданное стечение выходящих из ряда вон обстоятельств. У каждого бывают в жизни моменты, когда его терпению приходит конец. Нельзя загонять терпение в глубь самого себя, необходимо разрядиться. Отсюда и вспышка гнева, иначе наступит психологический стресс и человек сломается. Сумей промолчать, заставь себя удержаться от справедливого гнева перед очевидной несправедливостью раз, второй, третий, и станешь в конце концов безразлично равнодушным ко всему. Тот, кто не гневается, не может и искренне восхищаться. Но если своим восхищением здоровый, нормальный человек охотно делится со всеми, так чрезмерный гнев, переходящий в озлобление, не имеет права обрушивать ни на кого. Особенно на детей! Потому что чрезмерный, затяжной гнев — это ожесточение, злость. А ожесточение и злость уродуют детей чаще и больше всего!

Уродуют детей… А взрослых?