Дед Мавр

После разгрузки в Айс-фиорд пришел ледокол «Ленин» и отбуксировал нас в Архангельск на ремонт. А там, как это часто бывает после морских передряг, на судно явился знакомый мне корреспондент московской газеты «Морской флот» и попросил написать подробную статью о декабрьском шторме у берегов Шпицбергена. Я написал, но не сухую отчетную статью, а очерк с броским названием «Судно не бросим!», использовав для этого фразу, которую несколько раз повторил Иван Куприянович англичанам в навсегда запомнившийся день. Пока писал, пока очерк «отлеживался» в редакции, наступила ранняя весна, и на Северной Двине начался ледоход.

Вот тут-то и произошло событие, открывшее экипажу глаза на «чудо», спасшее всех нас и всех пассажиров вместе с пароходом от казавшейся не минуемой гибели! Ведь если бы не прекратилась течь в днище, мы смогли бы продержаться на поверхности бушующего штормового моря еще часа три-четыре, не больше! Продержаться, и — всем и всему конец!

А стоим в Архангельске, на Северной Двине, у стенки судоремонтного завода «Красная кузница»… И в самом разгаре ремонт на палубе и в машинном отделении… И начался ледоход… Закончится, и нас поставят в док для осмотра и для ремонта подводной части судна…

Не успели поставить. Метровой толщины льдины, влекомые быстрым течением реки, терлись и терлись о стальную обшивку, набивались под днище, слой за слоем сдирая морские водоросли и глыбы камня, под напором забортной воды у берегов Шпицбергена закупорившие, как пробки, все пробоины. Закупорили, и течь прекратилась. А стоило северодвинскому ледоходу сорвать их, и наш пароход тихохонько, плавно опустился на, к счастью, не глубокое в этом месте дно реки…

Поднять его и отбуксировать в Лайский док для капитального ремонта не составило большого труда. Туда и принес однажды корабельный «почтарь» несколько экземпляров московской газеты с разверстанным на подвал очерком «Судно не бросим!».

И в тот же день один экземпляр, с моей короткой припиской, отправился на Ново-Московскую улицу в Минск.

Ответ пришел неожиданно быстро, всего лишь через десяток дней. И тоже короткий, как телеграмма. Ни обязательных для начала «Здравствуй, газету получил», ни вежливых в конце «Желаю тебе…», а предельно ясно:

«Интересно, но суховато. Есть замечания. Выскажу, когда приедешь».

И даже подписать не захотел!

С самого первого письма повелось в нашей с ним переписке: никаких посторонних, «лирических» отступлений, ни слова, не имеющего непосредственного отношения к вопросу, к делу, о которых в письме ведется речь. Будто и не письмо это, а продолжение разговора, начатого или минуту, или месяцы назад. Впрочем, и в разговорах так всегда бывало: дни ли не виделись или годы, а встретимся, и первые же фразы, интонация их, произносятся и звучат так, как звучали и произносились бы считанные минуты назад.

Очень хотелось поехать, наговориться и наоткровенничаться, выслушать замечания и, может быть, советы. Не получилось: в самом начале лета, в июне, вызвали в Управление Архангельского отделения Главсевморпути и предложили пойти матросом первого класса на пароход «Челюскин».

Дух захватило от радости: в прошлом году весь мир следил за героическим плаванием ледокольного парохода «Сибиряков» из Архангельска во Владивосток по всему Великому Северному морскому пути. Наших архангельских хлопцев-«сибиряковцев» наградили орденами Трудового Красного Знамени. А ныне экипажу «Челюскина», не ледокольного, а обыкновенного парохода, предстояло закрепить их победу в Арктике, тем самым доказав, что Северный морской путь доступен и проходим в течение одной навигации и для обычных транспортных судов.

В конце июня группа моряков-архангелоградцев во главе с капитаном Владимиром Ивановичем Ворониным отправилась в Ленинград. По многочисленным прежним походам в Арктику, особенно по прошлогоднему походу «Сибирякова» ледового капитана Воронина, выходца из потомственной семьи беломорских мореходов, знал к тому времени буквально весь мир. Теперь ему предстояло командовать и нашим судном, «Челюскиным», по заказу Советского правительства построенным на верфи судостроительной фирмы «Бурмейстер ог Вайн» в Дании. Начальником экспедиции, как и на «Сибирякове», шел известный ученый, профессор Отто Юльевич Шмидт. Очень хотелось рассказать о них Ивану Михайловичу хотя бы в коротеньком письме, но удержался: какой смысл, если год назад о том и другом подробно сообщали все газеты. И вместо этого решил с первого до последнего дня плавания вести дневниковые записи, чтобы потом предъявить их на суд Янке Мавру.

Они и сейчас хранятся у меня: три самодельные тетради, исписанные химическим карандашом. А в них…

Ленинград. Торжественный, многолюдный митинг на Невском причале, прощание с трудящимися города Ленина, провожающими «Челюскин» в далекий арктический рейс…

Копенгаген. Непродолжительная стоянка в порту, во время которой судостроители-датчане устранили неисправности и недоделки, обнаруженные при ходовых испытаниях судна…