Нельзя обойти молчанием и тот исключительно важный факт, что чехи в качестве чад своего Деда-Всеведа-Солнца представляют собой разительную параллель образу «Дажбожьего внука» «Слова о полку Игореве», который, по мнению исследователей, мог быть отнесен не только к представителям правящей династии Рюриковичей, но и ко всему русскому народу в целом. Солнце, как Дед чехов, и русичи, как внуки все того же Дажьбога-Солнца, явно представляют собой две взаимодополняющие половинки единого мирочувствования, свойственного всем славянам и запечатленного в разное время независимо друг от друга у западных и восточных потомков дневного светила. С другой стороны, следы культа деда-предка встречаются нам и у восточных славян в таких географических названиях, как Дедовичи в Псковской области на правом берегу реки Шелонъ, Дедовск, город в Московской области, Дедиловичи в Белоруссии. Об общеславянских корнях этого культа свидетельствуют и генетически родственные топонимы в Сербии: Дединье около Белграда, место Дьедиц, упоминаемое в Баньской хартии 1316 г., и Дедин престол — название горы у села Биляновца. Особенно показательным примером является Дедославль, предположительно отождествляемый с с. Дединовым близ Тулы, где еще в XII веке собиралось общеплеменное вече вятичей и в котором, как предполагает Б. А. Рыбаков, находился также религиозный центр этого племени[410]. Это городище показывает, что еще до образования единого Древнерусского государства у отдельных восточнославянских союзов племен существовало представление о деде-первопредке, а названное в честь его славы поселение оказывалось политическим и религиозным центром занимаемой его потомками территории. Не следует забывать и того факта, что вятичи наравне с радимичами были двумя единственными восточнославянскими племенами, чьи названия были образованы по родовому, а не по территориальному признаку. Все это свидетельствует о весьма развитом родовом самосознании вятичей, подкрепляемом и выразительным названием их племенного центра. Однако если Вятко, вождь-эпоним данного племени, был, судя по всему, его отцом-прародителем, то кто же был отцом Вятко, этим загадочным дедом? Поскольку Вятко явно был основателем местной княжеской династии этих племенных «князей светлых», упоминаемых в эпоху Вещего Олега, то и данный княжеский род, как было показано в предыдущей главе, восходил к Дажьбогу, неизбежно оказывающимся, таким образом, предком-родоначальником для Вятко. Совокупность всех этих данных позволяет предположить, что Дед вятичей был тождественен Деду чехов и являлся тем же самым божеством дневного светила.
Бог как царь и предок
Следует отметить, что и в средневековой Руси бытовало представление о боге как деде и, в более широкой форме, предке как таковом. Так, автор очередного поучения против язычества «Слово св. отец о посте устава церковного» влагал в уста христианского бога следующий монолог, обращенный к категорически не желающим придерживаться заповедей новой веры своим современникам: «А язъ твои бгъ. яже твой црь. яже твой прадѣдъ, яже твой дѣдъ, яже твой оць. яже твое племя. Чему мя не оумѣеши чтити и не боишися мене?»[411]Однако христианский бог был, согласно Библии, лишь царем, отцом небесным, но отнюдь не предком людей в собственном смысле этого слова, как это следует из слов автора поучения, и, тем более, никак не мог отождествляться с их племенем. Ветхозаветный бог творит человека из глины, но и он никак не может именоваться его прадедом, дедом и отцом. Подобное несоответствие данного фрагмента поучения с ортодоксальной христианской традицией заставляет нас предположить, что автор «Слова о посте» воспользовался собственно древнерусскими языческими представлениями, чтобы донести до своей паствы идею величия бога новой религии. Совмещение у этого бога функций царя и первопредка всего народа опять указывает нам на Дажьбога — единственного из языческих божеств, обладавшего этими качествами. Обращает на себя внимание, что солнечное божество, согласно данному поучению, оказывается одновременно не только прадедом, дедом и отцом, т. е. тремя поколениями предков, что соотносится с неоднократно фиксировавшейся троичностью дневного светила, но вместе с тем и самим племенем, т. е. народом во всей его совокупности.