Возвращаясь к «Слову о посте», отметим, что нарисованная в нем картина, когда бог одновременно оказывается и прадедом, и дедом, и отцом, и самим народом, находит свое неожиданное соответствие в данных древнерусского языка. Рассказывая под 983 г. о смерти двух варягов-христиан, отца и сына, убитых киевлянами за насмешки над их богами, автор Лаврентьевской летописи использует один крайне любопытный оборот при описании с христианских позиций посмертной судьбы мучеников новой веры: «и си отѣника. приемше вѣненьць нбсныи съ стми мчнки и првдники»[412]. Ф. П. Филин, одним из первых обративших внимание на странное слово отѣника, отметил, что оно обозначает отца и сына вместе, как одно понятие. Тот факт, что данный случай является единственным примером его употребления во всей древнерусской литературе, свидетельствует о чрезвычайной архаичности этого термина. Обозначавшее одновременно «отца и сына» др. русск. отѣника оказывается разительной этимологической параллелью зафиксированному в рассмотренном поучении против язычества представлению о боге как прадеде, деде и отце одновременно. Два абсолютно не связанных друг с другом примера, один из сферы этимологии, а другой из сферы религиозной борьбы христианства с язычеством, красноречиво говорят о наличии обусловившего их единого мирочувствования, причем мирочувствования настолько древнего, что оно оказывалось непонятным не только в современное время, но и в эпоху средневековой Руси, когда данное слово окончательно выходит из употребления. Разобраться в сути этого мирочувствования и времени его возникновения нам поможет этимология русского слова отец. О. Н. Трубачев установил, что в основе слав, otъcъ лежит множественное значение «отцов», выведя следующую этимологическую цепочку: otъcъ Подчеркнув, что в старину каждый род знал своего предка, исследователь так обосновал странное на первый взгляд множественное значение интересующего нас термина: «Это можно объяснить тем, что при родовом строе каждый кровный родич по восходящей линии (т. е. реальный отец, дед, прадед) мог считаться отцом любого младшего кровного родича, т. е. реального сына, внука, правнука. Вернувшись к слав, оіьсъ и уже будучи знакомы с его этимологической структурой, мы можем прийти к тому выводу, что первоначально члены рода употребляли термин otъcъ как название ближайшего отца, который сам был, в сущности, «отцов» (att-iko-s), т. е. происходил от старшего, общего отца (слав. otъ, и.-е. atta)»[413]. Таким образом, становится понятным как изначально множественное число у славянского отец, обозначавшее собой всю совокупность предков, так и др. — рус. оттьника, объединявшее в единое целое отца и сына, а если брать в более широком контексте, — предков и потомков в их неразрывном кровном единстве. Данное архаичное представление и основанное на нем мирочувствование могло возникнуть у наших далеких предков только при родовом строе, т. е. еще в первобытную эпоху, и становится анахронизмом уже в XII веке, когда слово отіъника исчезает из оборота.