Давид Седьмой

И к чему вообще всё это чемпионство? Придумал кто-то… Я понимаю, что кто-то выиграл турнир, его поздравили, подняли за него тост, но звания-то к чему? А ФИДЕ – что? Они должны были вместо празднования 70-летия ФИДЕ в Париже собраться там и самораспуститься!

Я сейчас разбираю всё. Рукописи. Журналы, бюллетени. Вот недавно на голландский шахматный журнал наткнулся, хотите, я вам его подарю, когда вы в Москве будет? А когда вы собираетесь? Нет, ничего не нужно. Ну, разве сыра головку… Ну, коньяк французский всегда пригодится…»

27.9.1999

«…ведь я после турнира межзонального в Амстердаме в 1964 году всё как на духу сказал, выступил с резкой критикой Ботвинника и всей его системы отбора. И как меня долбали за это потом на федерации! Как Батуринский слюной брызгал: “Как вы, советский человек, могли за границей высказывать свое собственное мнение?” И на Константинопольского кричал: “А вы, вы-то куда глядели?”

А когда Ботвинника на какой-то лекции в Югославии спросили – вот Бронштейн что-то там предлагает по части первенства мира – так он даже не дал договорить: “То что предлагает Бронштейн, вообще всерьез нельзя рассматривать”. Мне это Милунка Лазаревич потом рассказывала…

Я видел Ботвинника в последний раз в Риме в феврале 1990 года. Мы сидели в одном ресторане, хоть и за разными столами. До меня донеслась его фраза – “то, что сейчас происходит в России, это возврат к капитализму”. Да, именно так он и сказал.

Да нет, ничего не нужно. Давление у меня высокое. Нет, не наследственное, это всё от шахмат, конечно…»

24.3.2000.

«Вы в Киев собираетесь? Давно я уже не был в Киеве. Школа моя была – на Короленко. Сидел я за партой и смотрел на Андреевскую церковь, а шахматный клуб был на пересечении Пушкинской и Ленина, не знаю, как уж они сейчас называются.

…Вы отказались от игры в чемпионате страны? Кем заменили? Да, наверное, компьютером заменили… Ну, вот видите, как я догадался. Действительно компьютером? Скоро нас всех компьютером заменят.

Кто, кто может это представить сейчас? Всю гигантскую шахматную армию, весь этот многоступенчатый механизм? И не только игроков, но и всех этих организаторов, судей, демонстраторов, турнирных врачей, персонала?

Нет, не случайно Ласкер и Капабланка так любили бывать в СССР. А все эти многотысячные толпы и конная милиция, интервью в газетах, восторженные почитатели? А в Европе всё держалось на энтузиастах-одиночках, в лучших случаях турниры посещали несколько десятков любителей, чаще элитного слоя общества. Раньше шахматами увлекались люди, имевшие свободное время и определенную культуру. Да и после войны: ну, Вейк-ан-Зее, ну, Гастингс… А у нас – первенства СССР, огромные залы, сверкающие люстры, толпы народа!

Вижу себя на этой сцене, с Кересом играю, а над сценой гигантский транспарант натянут – “Привет советским физкультурникам!” И Сталина портрет огромный, – вы представляете себе? Я же за страну свою отвечал. А тогда ведь никаких компьютеров не было, а я гарантии должен был давать, что турнир выиграю. Ведь тогда на любом заграничном турнире от советских участников требовалась только победа. За выигранный турнир пятьсот рублей давали, за выигрыш Олимпиады – полторы тысячи. Большие деньги были тогда. Но главное было – первое место. Победа. В 52-м в Ливерпуле, куда нас с Таймановым на студенческий чемпионат послали, гроссмейстеров вообще не было. Тайманов к тому времени уже консерваторию закончил, а я вообще нигде не учился, но по возрасту мы подходили. Так нам командировку сам Сталин подписал. А перед отъездом один из секретарей ЦК напутствовал, поездка-то в капиталистическую страну была. А вы понимаете, кто в Ливерпуль приехал, с кем мы играть должны были? Со студентами-любителями, на летние каникулы для развлечения шахматные фигуры подвигать приехавшими. Это же бред был какой-то, бред… Это был сумасшедший мир, кто теперь это может понять…

Флор? А что Флор? Он ведь в Швеции в 48-м году руководителем делегации был и кричал на меня, чтобы я партию проиграл, да что сейчас вспоминать об этом, но кричал, кричал Флор. Да, было… Флор писал во многие газеты, поверьте мне, он ведь жил совсем неплохо. Он приоткрывал занавеску в другую комнату, в другой мир, который никто из любителей не видел, поэтому так всем нравился, а он знал это превосходно и пользовался этим. Флор и Лилиенталь сознательно ломали русский язык, потому что это было им выгодно. Техникой игры Флор обладал блестящей, слов нет, но был ли выдающимся игроком? Я не понимаю, что значит это слово. Он просто сообразил, что это простая игра, элементарная. Э-ле-мен-тарная!

…жизнь мне была подарена: я должен был погибнуть в войну, как погибли многие из моего класса. А может, мне надо было остаться тогда в Сталинграде? Или нет, не надо было мне уезжать из Тбилиси, не надо было делать этого тогда в 42-м, тогда и жизнь вся сложилась бы по-другому. Да никого не вижу сейчас, у меня, поймите нет друзей, я совсем один. Что целыми днями делаю? Я умирать собираюсь, умирать. Да, я к смерти готовлюсь. Вот что я делаю…»