Давид Бек

— А что рассказывать, ты же сказал, все знаешь.

— Да, знаю. Все дело в том, что Тамар больше не приходит сюда… А ты разве не понимаешь, почему ее нет?

— Нет. Если что-нибудь знаешь — говори!

— А вот послушай, — с дружеским участьем заговорил Гево и рассказал, что во время последнего свидания Давида с Тамар одна из служанок подслушала их разговор и донесла обо всем мачехе девушки.

Давид задрожал всем телом, им овладел такой ужас, точно скала, под которой он лежал, обрушилась ему на голову. Но он тревожился не за себя. Давид был не робкого десятка. Он не боялся, что его отношения с княжной, племянницей великого господина, станут известны людям. В крайнем случае, он может уехать из этой страны, увезя с собой любовь к девушке. Его терзала тревога за Тамар, которой пришлось бы перенести из-за него страдания, оскорбления и обиды.

— Ты об этом не думай, — утешал его добрый Гево, — все было бы так, как ты говоришь, живи она с родной матерью. А мачехе нет до нее дела, она только запретила ей выходить из дому.

— Но она может донести великому господину…

— Никому она ничего не донесла и даже служанке наказала молчать.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю… служанка — моя подружка. Ее хозяйка так ненавидит Тамар, сказала она, что будет даже рада, если падчерица обвенчается с пастухом и покроет себя позором.

— Почему же тогда мачеха запрещает ей приходить сюда, к овцам? — спросил уже несколько спокойнее Давид.

— Кто знает, какие сатанинские мысли у нее в голове… — усмехнулся Гево.

— Я разгадаю ее мысли… — решительно произнес юноша, — и не позволю, чтобы о Тамар плохо говорили.

VII

Прошла осень, прошла и зима. Минуло восемь месяцев с тех пор, как Давид в последний раз встретился с Тамар. За эти долгие и трудные месяцы юноша видел девушку всего несколько раз, да и то издали.

Стояло вербное воскресенье, следующее за пасхой. В этот день ожидалось торжественное религиозное празднество на берегу Куры. Великий господин с семьей, его придворные с домочадцами и другие именитые люди решили отправиться к полуразрушенной часовне и там, на свежем воздухе, попировать на славу. Многие жители Мцхета, узнав об этом, уже собрались на берегу Куры и устроились на близлежащих холмах, чтобы издали поглазеть на интересное зрелище. С утра и пастухи великого господина тоже пригнали сюда овец — посмотреть, как веселятся богачи.

Погода благоприятствовала. На бирюзовом, сверкающем, как зеркало, небе, не было ни облачка, только вершины дальних гор еще покрывал пылевидный туман. Воздух был напоен весенней свежестью. Белые, желтые, синие подснежники, выпроставшись из-под снега, покрыли зеленые склоны и холмы. Сельские девушки гуляли шумными стайками и собирали цветы. А повыше, по берегам сотен ручейков, берущих начало от тающего снега, их матери собирали травы для солений. Чуть подальше паслись стада, и эхо, не умолкая, повторяло призывные голоса пастухов. Эта картина, освещенная мягкими, теплыми лучами солнца, дышала мирной простотой сельской жизни.

На берегу Куры, на зеленой площадке близ часовни, многочисленные слуги и служанки великого господина были заняты приготовлениями к обеду. В одном месте закалывали ягнят, в другом — уже разделанное мясо нанизывали на шампуры, в третьем — кипятили на костре воду для хашламы[64], в четвертом женщины пекли хлеб на железных треногах. А чуть дальше выгружали и складывали около этой полевой кухни вино в бурдюках, привезенное на вьючных животных из погребов великого господина.

— Как ты думаешь, Гиго, кто сегодня победит — баран великого господина или же сына тавада Арчила? — спросил у Гиго крестьянин по имени Леко, который сидел на траве и смотрел издали, как готовят еду.

— Кто же не знает, что баран великого господина, — ответил Гиго, глубокомысленно решив, что баран великого господина должен быть таким же сильным, как и его хозяин.

На морщинистом лице Леко появилось нечто, похожее па улыбку, при этом его потрескавшиеся губы раздвинулись, обнажив редкие темно-желтые зубы.

— Это ты верно сказал, Гиго. Бог свидетель, верно, — произнес улыбаясь Леко. — Я поспорил с нашим соседом Косто, что победит баран великого господина. Я выиграю, правда?

— Да, — подтвердил Гиго и добавил: — Говорят, барана великого господина напоят вином, чтобы лучше дрался.

— А ты почем знаешь?

— Знаю… да только молчок. Если прознают — душу из нac вытрясут.

— Да что я, спятил, что ли?

В разговор вступил другой крестьянин:

— А я слыхал, будто пес великого господина сцепится с псом тавада Левана.

— Ох и повеселимся! — предвкушая удовольствие, в одни голос воскликнули Гиго и Леко и захлопали в ладоши.

— Говорят, сыновья Закарии и Алекса приведут на бои своих петухов, — сказал другой крестьянин, — вот будет на что поглядеть!

— Э-э, чего хотят, то и делают… Все что ни есть хорошего на свете — все ихнее…, а нам можно только издали смотреть, — добавил какой-то старик, вытащил дрожащими руками из-за пазухи кисет с табаком и втянул понюшку, чтобы немного утешиться.