Давид Бек

— Да, у вас, я сейчас объясню. Сделали вы это совершенно бессознательно, не за какой-нибудь год, а в течение многих веков. Не забывай, что в нашей стране вы временные гости, переселенцы. Вы из тех неблагодарных гостей, что убивают хозяев и греются у их очагов. Да, вы совершили убийство. В этой стране жили наши предки. Мы здесь правили, у нас было свое государство. Вы все это уничтожили. На нашей родине не осталось камня, который вы не обагрили бы кровью наших дедов и прадедов, не осталось храма, который не разрушили раз сто. Вы избивали, уничтожали без конца. Из тридцати миллионов населения Армении вы пощадили только пять, да и то для того, чтобы, оставив их голыми и голодными, самим жить их трудом. Вы злое потомство львов, завезенных к нам Чингиз-ханом, Мэнгу-ханом, Гулагу-ханом, Тамерланом и прочими чудовищами. Вы обратили наш край в руины, а Турцию, Монголию и Афганистан заполнили пленными из нашей страны. Если бы я говорил с утра до ночи, и то бы не закончил перечень тех бесчинств, которые творили вы и ваши предки на нашей земле. Вы сгоняли в божьи храмы наших жен, сестер, детей, наших лучших мужчин и предавали огню. Один из ваших предков погубил нашу великолепную столицу Ани[174] — была такая резня, что по улицам текли кровавые ручьи. Но зверь этим нe насытился: он велел зарезать тысячи грудных младенцев, наполнил пруд их кровью и выкупался в нем чтобы утолить свою злобу. От вашего варварства пострадали не только люди, но и весь наш край. Наша страна была большим цветущим раем, здесь были все блага, дарованные богом. Но вы превратили его в пустыню, подобную тем унылым пустыням Средней Азии, откуда были родом ваши предки. Вы погубили наши богатые города, разрушили деревни, уничтожили архитектуру, ремесла, торговлю и посеяли всюду нищету и голод. Вам, детям пустыни, любо видеть всюду пустыню, безлюдье и смерть. Вам невыносимы цветущая жизнь, безопасность и благоденствие, плодотворная деятельность трудолюбивого народа. Вам правится властвовать над руинами. Все лучшее и ценное вы отняли у нас, оставив нам взамен лишь свою дикость, свою отсталость. И сейчас удивляетесь, что с вами обходятся совершенно так же, как вы с нами на протяжении тысячи лет. Ты признаешь, что вы сами воспитали нас такими, сами научили нас жестокости?

— Признаю… — произнес визирь. — Но разве сын должен страдать за деяния отца?

— Сын не был бы виноват, если бы не действовал совершенно так же, как его деды, — ответил преосвященный Нерсес. — Вы не изменились, вы остались такими же нецивилизованными, дикими, как и тысячу лет назад. Весь мир стал другим, только вы остались прежними.

— Почему вы не просветили нас, если принадлежали к более высокой цивилизации? — спросил визирь.

— Да, это наша вина, — ответил преосвященный Нерсес. — Но чтобы цивилизовать вас, надо было преодолеть одно большое препятствие. Для этого прежде всего нужно было отнять у вас меч и дать вам в руки книгу. На это у нас не хватало сил. Нельзя развить народ, если ты ему подвластен. Учитель должен быть свободным в отношении своих учеников. Мы дадим вам культуру, если только вы станете нашими подданными.

— Это невозможно, — сказал визирь с горькой улыбкой. — Ислам не подчиняется, он властвует, царит…

Заметив, что его последние слева произвели на преосвященного Нерсеса тягостное впечатление, визирь переменил тему:

— Преосвященный, я согласен с тобой, что мы и наши предки были жестоки к вам. Я вполне понимаю причины, заставившие армян поднять на нас меч. Но никогда нe могу считать справедливым, если вы потеряете совесть и милосердие, и великодушие победителя замените жестокостью варвара.

— Я уже сказал, что жестокости мы научились у вас.

— Но это же не подобает христианину! — вскричал визирь. — Я отвечу тебе словами пророка вашей религии: вы обязаны любить своих врагов, благословлять проклинающих вас, делать добро ненавистным вам, обязаны молиться за тех, кто всегда обижает, мучает вас.

Отец Нерсес рассмеялся:

— Все эти заповеди мы выполнили, визирь, больше тысячи лет мы покорно подчинялись им. Но вместо того чтобы победить, мы обрекли себя на гибель. Наши несчастья лишь усугублялись. Мы потеряли все, что имели, и в конце концов стати рабами. Мы думали, что, любя своих врагов, делая добро ненавистным нам, мы смягчим жестокость их нравов и обычаев, искореним в них дикость и за это удостоимся взаимной любви. Но жизнь показала совсем иное. Мы остались верны повелению нашего Спасителя: нас били по левой щеке, мы подставляли правою, у нас требовали рубашку, мы отдавали и кафтан. Но чего мы добились? Мы раздразнили злость и алчность врага, от нашего смирения он обнаглел еще больше. Видя нашу покорность и великодушие, враг стал еще сильнее притеснять и терзать нас. Вот почему нам пришлось образумиться и обращаться со своими врагами так же, как они с нами. Такому отношению вы сами научили нас.

Везирь был растерян.

— Изволь ответить, — продолжал отец Нерсес, — как бы вы поступили с нами, если бы в этом сражении победа оказалась на вашей стороне?

— Мы бы перебили вас.