Вопреки его ожиданиям братья услышали сказанное им в сердце своем и поникли, как трава, по которой проехал бронетранспортер.
– Отчего вы
– Мы услышали,
Внезапно Кикимото начал прыгать и скакать, словно умалишенный. Это произвело на братьев впечатление несвоевременной и неуместной выходки.
– Перестань, – попросили они.
– Нет, не перестану! – с ликованием в голосе крикнул Кикимото. – Ибо дикая радость обуяла меня при мысли о том, что не совсем потеряны братья мои! Если вы можете слышать внутренним слухом, то и видеть внутренним зрением можете тоже.
– С чего ты взял, что мы можем слышать внутренним слухом? – подозрительно спросили тридцать девять кузнечиков своего счастья.
– А чем же еще вы услышали то, что было сказано мною в сердце моем?
Как ни старались тридцать девять кузнечиков своего счастья найти какой-нибудь другой ответ на поставленный перед ними вопрос, им это не удалось.
– Теперь вот что, – заторопился Кикимото, – теперь смотрите внутренним зрением!
Он выхватил из-за пояса дамасский клинок и направил острие в область сердца.
– Не смей! – бросились к нему тридцать девять кузнечиков своего счастья с намерением отдать жизнь свою за то, чтобы не случилось случающегося… – Сто-о-ой!
Однако сердце Кикимото было уже пронзено и истекало кровью. Тридцать девять кузнечиков своего счастья замерли в воздухе – и, казалось, умерли в воздухе. Кровь между тем текла не останавливаясь – жизнерадостной розовой струйкой бежала она по груди Кикимото, постепенно пропитывая белоснежную его рубашку. Старшему из тридцати девяти кузнечиков своего счастья стало дурно, и он рухнул на землю.
Уверенным, как ответ отличника на экзамене, жестом Кикимото остановил кровь и подбежал к рухнувшему. Провел ладонью по лицу его – и тот пришел в себя. Кикимото улыбнулся ему счастливой улыбкой и сказал остальным:
– Опуститесь же наконец и вы на землю, братья мои! Я жив, здоров и невредим.
Облегченно вздохнув, тридцать восемь кузнечиков своего счастья упали в траву, словно спелая гроздь винограда. А когда они снова поднялись и огляделись – везде, куда хватало глаз, простирался над ними и вокруг них Купол Мира… Купол Мира из тонкой до полной прозрачности яичной скорлупы.
– Между прочим, – с обидой сказали тридцать девять кузнечиков своего счастья, – никто и никогда не говорил нам о том, что в подобных ситуациях нужно использовать не внешнее, а внутреннее зрение. Если бы кто-нибудь объяснил это раньше, мы бы еще когда-а-а символическую кровь Умной Эльзы увидели!
– Только в этом случае вы не прилетели бы сюда и не увидели бы меня, – улыбнулся Кикимото.
На это тридцать девять кузнечиков своего счастья не нашли что возразить. Они глядели и глядели на сооружение невиданной красоты – Купол Мира, пока Кикимото не воскликнул:
– Хватит глядеть-то, а то дырки мне в нем проглядите!
Тридцать девять кузнечиков вздрогнули, словно проснувшись:
– Прости!.. Красив он, Купол Мира в сердце твоем.
Кикимото стеснялся, но был явно доволен произведенным впечатлением:
– Он еще и практичный очень: здорово температуру окружающей среды регулирует! Отец, правда, этим недоволен: или, повторяет, ты художник, или терморегулятор!
Тридцать девять кузнечиков своего счастья напряглись, как тридцать девять туристических палаток на восточном склоне горы. Отцовскую тему сыновья не любили.
– Нам наплевать, чем он доволен, чем нет! – грубо сказали они и отвернулись.
– Это не вы говорите! – воскликнул Кикимото.
– А кто? – с ужасом заозирались по сторонам тридцать девять кузнечиков своего счастья.
– Это мать наша в вас говорит.
– Чем же плоха мать наша? – беспечно спросили тридцать девять кузнечиков своего счастья.
– Всем хороша мать наша, только и отец наш не плох. – Кикимото взглянул в небо. – Он бог.
– Как бог он, может быть, и не плох, а вот как отец – ужасен, – не скрывая горечи, накопившейся за многие годы, застрекотали тридцать девять кузнечиков своего счастья. – Он ни разу не сводил нас в зоопарк, ни разу не был с нами на футболе, ни разу не купил нам мороженого…
– …но он хотел научить нас летать! И это благодаря отцу я смог построить Купол Мира в сердце своем.
Кикимото посмотрел на братьев – и ему стало жаль их. На их усталых лицах глубокими впадинами отпечатались лапы каждого зверя, которого они не увидели в зоопарке, подошвы каждого футболиста, чьему голу им не суждено было порадоваться, следы каждого мороженого, не съеденного в детстве…
– Когда ты в последний раз видел его? – хрипло спросили вдруг тридцать девять кузнечиков своего счастья.
– Вчера, – не солгал Кикимото. – Он проплывал по небу в окружении херувимов, которые пели: