– Это вам потому нетрудно, что вы уже до этого яблоки видели и знаете, как они выглядят! – беспардонно перебили рассуждения тридцати девяти кузнечиков своего счастья любители извести, предвкушая скорую победу всё дальше выдвигаемых ими аргументов над аргументами противников. – А скажите-ка вы нам, пожалуйста,
– Ну, он… – смутились тридцать девять кузнечиков своего счастья, – он… величественный… и ослепительный… и еще он…
– Ха-ха-ха! – злобно рассмеялись им в лицо любители извести. – Из вашего описания следует, что вы и понятия не имеете о Куполе Мира. А говорите, что распознаете его очертания в разжеванной яичной скорлупе у нас во рту!
Тут любители извести демонстративно проглотили разжеванное, открыли рты и высунули языки:
– А-а-а!.. И где же
– Теперь наш Купол Мира у вас в животе, – пролепетали тридцать девять кузнечиков своего счастья, сраженные подлостью любителей извести.
– Докажите это! – закривлялись те, уже протягивая руки к очередным порциям яичной скорлупы.
Тридцать девять кузнечиков своего счастья в замешательстве посмотрели друг на друга.
– Разрешите мне доказать, – послышался вежливый голос из могилы.
С этими словами взорам всех присутствующих предстал грозный великан в одеждах самурая.
– Кикимото! – с братскими слезами кинулись к нему тридцать девять кузнечиков своего счастья, в то время как любители извести хотели кинуться в прямо противоположную сторону, ибо им было явно не по пути с тридцатью девятью кузнечиками своего счастья… но не успели.
Грозный великан в одеждах самурая одним прыжком настиг любителей извести и, придавив их ладонью к земле, сказал словами Радищева:
– Звери алчные, пиявицы ненасытные! – Здесь, под небом солнечной Испании, эти слова классика великой русской литературы прозвучали как удар грома. – Сегодня вы пожираете раздавленную яичную скорлупу у моей могилы, завтра приметесь грызть сооруженное простодушной Пакитой надгробие, послезавтра вопьетесь зубами в мою могильную плиту, послепослезавтра захрустите досками гроба моего, послепослепослезавтра с урчанием наброситесь на одежду мою и, наконец, послепослепослепослезавтра приметесь раздирать мое пропорциональное тело…
– Это с какой же стати мы так делать-то будем, – послышались (отчасти справедливые –
– Дело в том, – объяснил им Кикимото, – что одно преступление тянет за собой другое: если ты согрешил в малом – согрешишь и в большом и никогда уже не перестанешь катиться вниз по наклонной плоскости!
– Да при чем тут это? – закричали любители извести. – Весь наш
Кикимото расхохотался – и сначала ему громким гулом ответили Пиренеи, а потом – даже французские Альпы.
– Именно с таких, якобы невинных, вещей все и начинается, поймите! – воззвал он к собеседникам. – На этот раз вы идете навстречу потребностям вашего организма в извести, а чего потребует ваш пресыщенный известью организм в следующий раз? Человеческой крови и человеческого мяса?
– Ну, не надо, не надо, не надо так преувеличивать! – троекратно прозвучало из-под ладони требование любителей извести.
– Пусть преувеличивает! – громко возразили тридцать девять кузнечиков своего счастья. – Не мешайте ему преувеличивать!
– Спасибо, – растроганно кивнул тридцати девяти кузнечикам своего счастья Кикимото. – Только я уже преувеличил все, что мог, и больше мне не смочь. – С этими словами он сгреб любителей извести в кучу и бросил их в могилу. Сперва из могилы были слышны стоны, но потом все стихло.
– Чего это там тихо так стало? – забеспокоились тридцать девять кузнечиков своего счастья.
– Да по тому свету, небось, гулять пошли, – объяснил Кикимото. – Там интересно, на том свете… Ходишь – и на каждом шагу говоришь себе: «О, сколько нам открытий чудных…»
– Они теперь мертвыми считаются – или как? – не дослушав цитаты, поспешили осведомиться тридцать девять кузнечиков своего счастья.
Кикимото посмотрел на братьев с доброй улыбкой.
– Обитатели того света не задаются вопросом, живые они или мертвые. Подобные пустые размышления только на этом свете и в цене.
– А
– На сей счет тоже трудно что-нибудь определенное сказать, – развел руками Кикимото. – Если вы успели заметить, автор настоящего художественного произведения и сам имеет весьма смутные представления о жизни и смерти! Постоянно путается, где у него что, и даже о себе точно не знает, жив он или умер… какая уж тут объективность!
–
– Да спасибо, – растерялся от братской заботы Кикимото, – мне нормально.
– А Купол Мира?.. Мы ведь подумали и решили вот закончить его за тебя, – мучаешься, небось, что не закончил?