Давай притворимся, что этого не было

– Какого хрена я могу сделать? У тебя же явно окончательно снесло крышу.

И я смотрела на него осуждающе, и он покорно вздыхал, вставал слева от меня и кричал в живот:

– СЮДА, МАЛЫШКА. ИДИ НА МОЙ ГОЛОС!

И я благодарно ему улыбалась, но потом, когда укол уже был сделан, я слышала, как он ворчит:

– Если и на этот раз не получится, то мы просто заведем щеночка, – и это было полное безумие с его стороны, потому что у нас уже был щенок. Виктор явно сходил с ума, и сохранить нашу семью могла только я. Я и коты, которые приносили мне удачу, только когда я специально их об этом просила. Так что, да… многое зависело от меня.

Время тянулось, пока, наконец, не пришла пора вызывать роды. Мы приехали в родильное отделение больницы, и Виктор поспешил включить телевизор, чтобы заглушить женщину в другом конце коридора, которая с энтузиазмом вопила:

«ГОСПОДИПРОСТОУБЕЙМЕНЯ»

– Она молится, – неубедительно сказал Виктор.

По какому-то извращенному совпадению по телевизору показывали сцену из «Чужого» с окровавленным животом, которую, как мне кажется, следовало бы запретить к показу во всех роддомах. Виктор хотел было переключить канал, но я попросила его оставить, потому что, как мне казалось, фильм был как нельзя более уместен.

Пришла медсестра, чтобы поставить капельницу, и сказала, что сожалеет по поводу кричащей в соседней палате женщины и что попросила ее вести себя тише. Я задумалась о том, что сделала бы медсестра, если бы женщина отказалась вести себя тише. Медсестра была невысокой чернокожей женщиной, но вид у нее был такой, что, казалось, она запросто может при необходимости вытащить орущую роженицу на улицу, – мне показалось, что она из тех людей, которых лучше не доводить.

– Все потому, что она черная, – как бы между прочим пояснила медсестра.

– Эмм… что, простите? – переспросила я, уверенная, что мне послышалось.

– Женщина, что кричала в соседней палате. Она черная, – продолжала медсестра. – Чернокожие женщины всегда рожают громче всех. Обычно они взывают к Иисусу. Белые женщины, как правило, намного тише, пока не покажется головка. Вот тогда белую от черной уже не отличить. Азиатки вообще никаких звуков не издают. Тихие, как церковные мыши. С ними приходится быть особенно внимательными, потому что если не присматривать за их елочкой, они могут родить, даже нам не сказав.

– Ах, – промычала я, не находя слов… не столько из-за приведенной ей расовой классификации, сколько из-за того, что услышала от медсестры слово «елочка» в таком контексте. А все потому, что, я почти уверена, она хотела сказать «щелочкой». Должно быть, она заметила мой встревоженный взгляд, потому что похлопала меня по руке и сказала:

– Все нормально. Я черная, так что спокойно могу говорить такие вещи вслух. Другим медсестрам на этаже о таком можно только думать. К тому же, – гордо добавила она, – я так ловко вас отвлекла, что вы даже и не заметили, как я поставила вам капельницу.

И она была права. Меня и правда отвлекли азиатские елочки. Причем не в первый раз.

Виктор знал, что я напугана, но не беспокоюсь по поводу боли. Я была в ужасе, потому что риск смерти ребенка при антифосфолипидном синдроме был очень высок. Я была настолько сосредоточена на том, чтобы вытащить свою дочку из собственного тела (которое по-прежнему рассматривала как настоящую смертельную западню), что почти не почувствовала боли. Виктор бормотал милые слова поддержки мне в ухо, но они звучали из его уст настолько неестественно, что я не могла перестать истерично хихикать, и все так смотрели на меня, словно это я не в себе, так что я сказала Виктору, чтобы он замолчал. Я потужилась еще раз, и наступила тишина. А потом я услышала этот прекрасный плач. Это плакала я. А потом заплакала и Хейли. Моя милая, прекрасная доченька. И это было просто нечто.

Лишь в этот самый момент я позволила себе поверить, что я и правда смогу быть кому-то матерью. Я держала ее у себя на руках, а Виктор плакал, и я была настолько проникнута благоговейным трепетом, что чувствовала, будто моя грудь вот-вот взорвется. Потом действие эпидуральной анестезии начало проходить, и, помню, я подумала, что было бы неплохо, если бы пришла мать этого ребенка и забрала его, чтобы я могла поспать. А потом я вспомнила, что я была матерью этого ребенка. Тогда я немного испугалась за нас обеих.

Несколько минут спустя персонал умыкнул у меня Хейли, и я погнала Виктора следом, потому что я насмотрелась мыльных сериалов и не сомневалась, что врачи непременно подменят ее на другого ребенка, который вырастет психопатом.