После этого она положила трубку, потому что ей нравится меня не поддерживать. Ну или она просто злилась, что я звоню ей только в полночь, когда у меня случаются панические атаки. Я уж не знаю. Что я знаю, так это то, что была готова услышать в кабинете врача все, что угодно.
– У вас близнецы.
– У вас тройняшки.
– У вас республиканец.
– У вас маленький медведь.
Конечно, последнее было совсем маловероятно, но я была мысленно готова практически ко всему – ко всему, кроме того, что в итоге сказал нам врач: что сердцебиения нет. Что ребенок мертв. Что «подобное случается с лучшими из нас». И вот тогда-то я сломалась. Снаружи это было не так очевидно. Я не плакала. Я не кричала. Меня просто парализовало, и потом я поняла, что сама во всем виновата. Если бы я ходила в церковь, ну или верила в нужного Бога, то этого бы никогда не случилось. Кабинет, в котором проводили УЗИ, был под несчастливым номером, следующим за двенадцатью, и мне хотелось попросить принять нас в другом кабинете, но я постеснялась объяснить, по какой причине. Если бы я потребовала другой кабинет, ребенок был бы все еще жив. Произошедшему было миллион причин, и все эти причины были связаны со мной.
Огорошенная, я поплелась следом за Виктором по коридору и впервые в жизни всерьез задумалась о суициде. Я задумалась, удастся ли мне ускользнуть от Виктора достаточно быстро, чтобы он не заметил. Я задумалась, достаточно ли в здании этажей, чтобы я умерла, если выпрыгну из окна, или же я просто проснусь, поломанная как физически, так и морально, в больничной палате. Я задумалась о том, что бы мне такое сделать, чтобы никогда с этим не разбираться, – потому что была недостаточно сильна, чтобы все это пережить. Виктор, казалось, почувствовал, что я собираюсь сбежать, ну или он сам просто был тоже на автопилоте, потому что схватил меня за руку чуть ли не до боли, не оставив мне ни малейшего шанса на побег. Мы отправились домой, и пока я ждала выкидыш, я заставила Виктора обзвонить всех и попросить больше никогда на свете при мне об этом не упоминать. Никаких цветов, никаких «мои соболезнования». Ничего подобного. Потому что я знала: пережить я смогу это лишь в том случае, если постараюсь об этом забыть.
И это, возможно, было бы проще, если бы не тот факт, что у меня не случилось выкидыша. Я продолжила носить в себе ребенка еще целый месяц, и потом у меня случился нервный срыв. Я все еще не уверена, что именно его спровоцировало, но мои коллеги нашли меня истерично ревущей у себя в кабинете. Я даже сама не поняла, что это за нечеловеческий звук, и помню, как пыталась разобраться, откуда исходит этот ужасный шум, пока не поняла, что это я сама бесконтрольно реву и причитаю до полного изнеможения. Виктор забрал меня домой, и мой врач в конечном счете решил немедленно положить этому конец и провел операцию. Были осложнения, и в итоге в ту ночь у меня случился болезненный и очень кровавый выкидыш. Неделю спустя у меня диагностировали посттравматический стрессовый синдром и прописали антидепрессанты, от которых у меня появились суицидальные мысли. А антидепрессанты должны действовать вовсе не так, как оказалось. Виктор увидел, как я ищу в Интернете форумы самоубийц, выдернул у меня сетевой кабель и попросил врача прописать мне другое лекарство, – и вот оно уже подействовало. Мой психиатр лечил меня, пока я, наконец, не стала способна выходить из дома, не впадая в истерику, а потом отправил мне по электронной почте письмо, сообщив в нем, что уходит на пенсию, и это, я практически уверена, означало: «Ты слишком долбанутая даже для меня. Больше видеть тебя не хочу». Но в этом не было ничего плохого, потому что мне было уже лучше – я стала сильнее и была готова попробовать снова.
И тогда я еще раз забеременела.
И ребенок снова умер.
Я поменяла врача и потребовала, чтобы меня проверили на все что только можно. Тогда-то и выяснилось, что у меня антифосфолипидный синдром, – я и слово-то это выговаривала с большим трудом. Я отправилась домой и поискала информацию про него в Интернете, и в статьях, которые я нашла, в сущности, говорилось:
«Ты сдохнешь».
Но врач сказала, что все не так уж и страшно. Это всего лишь редкое аутоиммунное заболевание, которое приводит к образованию тромбов и обостряется во время беременности. Еще я сказала ей, что у меня почти наверняка полиомиелит и «рак яичек», и на это она ответила, что мне больше не стоит лазить по медицинским сайтам.
Мне назначили детский аспирин, и я была такая вся: «Серьезно? Гребаный детский аспирин?» Но врач заверила меня, что он достаточно разжижит мою кровь, чтобы у меня больше не было выкидышей. И тогда у меня случился еще один выкидыш. Так совпало, что именно тогда я и закричала:
«НА ХРЕН ЭТОТ ДЕТСКИЙ АСПИРИН».