Дарвиния

И он рад был служить им, даже если в самой глубине души какой-то еле слышный голосок протестовал против неволи. Даже если время от времени Вейла пробирала болезненная тоска по той его части, которая была просто человеком.

В Заветном Городе никто не разговаривал, хотя некоторые вскрикивали во сне. Такое впечатление, что в лесной глуши за баррикадами из колючей проволоки они отказались от речи за ненадобностью. Все эти люди были одержимы богами, и все эти боги по большому счету были одним и тем же богом, так что откуда взяться необходимости в разговорах?

Но та часть Элиаса Вейла, которая тосковала по утраченной человеческой природе, точно так же тосковала и по звуку человеческой речи. Треск выстрелов и шорох шагов меланхоличным эхом замирали в каменных ущельях улиц, и даже беззвучный голос его собственных мыслей слабел и терял внятность.

Еще сутки спустя Вейл проснулся с новой кожей. Она была зеленой, как лес, и блестела, точно лакированная, хотя местами из нее все еще сочилась белесоватая жидкость.

Он сбросил оставшуюся одежду – зловонные лохмотья. В Городе не было нужды соблюдать благопристойность. И голод тоже превратился в понятие из прошлого.

Вейлу понадобится еда, очень много еды, чтобы компенсировать голодные времена. Но не прямо сейчас.

А вот пить нужно часто и помногу. От реки протянули трубу, и вода падала из неровного отверстия на окраине, растекаясь по улицам и впитываясь в альпийскую почву. Вода была холодна и отдавала камнем и медью. Вейл пил ее ведрами, и все остальные люди тоже.

Если можно назвать их людьми. Они на глазах превращались в нечто иное. Их тела радикально изменялись. У некоторых отрастали вторые пары рук, из видоизменившейся мускулатуры вокруг ребер вытягивались щетинистые отростки с крохотными пальцами на конце, которые слепо хватали воздух.

Вейл пил, но не испытывал потребности мочиться. Новое тело использовало жидкость более эффективно, что вполне устраивало Вейла. Потому что пенис отвалился ночью и остался лежать на матрасе, точно раздутый гангреной палец.

Впрочем, об этом Вейл предпочитал не задумываться. Эти мысли мешали эйфории.

Осенний воздух был свеж и прохладен.

Элиас Вейл предсказал не одно будущее – настоящее и выдуманное. Он заглядывал в человеческую душу, словно в магический кристалл, и видел все, что было там заключено. Боги находили эту его способность весьма полезной. Но вот собственное будущее предсказать он был не в силах.

Имело ли это какое-то значение?

Когда-то бог посулил ему богатство, вечную жизнь, владычество на земле. Все это теперь казалось чудовищно незначительным – блестящий фантик, которым поманили ребенка.

«Мы служим, потому что мы служим», – думал Вейл.

Эта логика была одновременно закольцованной и правдивой.

Он чувствовал, как Колодец Творения пульсирует, точно сердце. Сердце Заветного Города.

С лица Вейла сползала кожа, как с апельсина кожура. Теперь он мог лишь догадываться, как выглядит. Зеркал здесь не было.

Бог провел его вглубь города, сделал одним из хранителей, оцепивших Колодец.

Элиасу Вейлу было оказано великое доверие.

В ту ночь он спал в прохладной тени купола, положив голову на каменную подушку. Разбудил его артиллерийский обстрел.

Глава 38

Гилфорд Лоу поднимался по склону кряжа под градом снарядов.

Грохот напомнил ему взрывные работы при прокладке тоннелей для Альпийской железнодорожной линии. Единственное, чего недоставало, это содрогания земли, когда обрушивались скалы. И в отличие от взрывных работ грохот не прекращался. Он сводил с ума своей регулярностью, точно стук зашедшегося в панике сердца.

Гилфорду вспомнились Белло-Вуд и немецкие пушки.

– Похоже, они знали, что мы идем.

– Знали, – подтвердил Том Комптон. (Они оба пригнулись, прячась за отвалившимся куском скалы.) – Но не знали, сколько нас. – Том застегнул воротник ветхой бурой шинели. – Дьявол – большой оптимист.

– Они могут подтянуть резервы.

– Сомневаюсь. У нас есть люди на всех железнодорожных станциях и аэродромах к востоку от Тилсона.

– Сколько времени это нам даст?

Следопыт пожал плечами.

Имеет ли это какое-то значение? Разумеется, нет. Теперь, когда все пришло в движение, ничего нельзя ни остановить, ни переиграть.

Небо над перевалом понемногу серело. Гилфорд поднялся на вершину кряжа, и его глазам открылся хаос. Ложбина все еще утопала во мраке, по улицам плыли белые клочья тумана. Группе его товарищей, включая почтенного Эразмуса, удалось окопаться в пределах огневой досягаемости от окраинных зданий, и предрассветный обстрел их разномастных пушек, гаубиц и минометов застал демонов врасплох.

Но теперь неприятель опомнился и яростно контратаковал на западном фланге.

В тот же момент Гилфорд с парой сотен давнишников двинулись по склону на севере. Стелющийся манник и осыпающиеся каменистые склоны ложбины не давали никакого укрытия. Единственный плюс заключался в том, что такой рельеф затруднял и возведение укреплений.

Они по-прежнему были чрезвычайно далеки от своей истинной цели – Колодца, где Разум заточил тысячи связанных полувоплощенных демонов. Гилфорд не забыл и ту войну…