Дар берегини

– Ты ведь сын Боголюбов?

– Да. Младший, – уточнил он, как ей показалось, с тайной насмешкой.

– Какие же тогда старшие? – вырвалось у Ельги.

– Какие положено, – Хвалимир усмехнулся краем рта. – У старших у самих дочери невесты. Одну вашему молодцу сватают… – он посмотрел на Свена.

Во взгляде его Ельга не увидела приязни – похоже, Свену он не доверял. И снова у нее плеснуло на сердце холодом: их замысел висел на тоненькой ниточке и мог сорваться при каждом вздохе.

– Коли ты Боголюбу сын, мне будешь пасынком, – не выдавая себя, Ельга снова улыбнулась. – Тебя вежеству учили, так слушайся матушки названной – ешь как следует! – Она подвинула к нему блюдо с мясом и пирогами и взяла его чашу. – Выпей на наше доброе здоровье, на долголетие отца твоего.

Хвалимир слегка поклонился, не вставая, и ответил понимающей улыбкой: ему тоже было смешно думать, что эта дева будет ему почти как мать. Взяв чашу, он отпил немного и вновь поставил на стол. Ельга собиралась было приняться за положенные обычаем уговоры – так легко он от нее не уйдет, как Хвалимир сам задал вопрос:

– Что же наши родичи вдруг на лов собрались?

– Вдруг? – она подняла брови. – С чего же вдруг? Обычай у нас такой. Или у вас в Деревах мужи охотой не тешатся? Купалии прошли, чем же им еще время занять? Да и дичина не помешает. Вон сколько гостей кормить надо. Ты уж не обижай чуров наших – выпей, – она вновь подвинула к Хвалимиру чашу. – Знал бы ты, – она немного наклонилась к нему, и он невольно выпрямился, чтобы не упустить ни слова из этой доверительной речи, – каких трудов мне стоило это вино раздобыть. Ведь без отца за море ни единой лодьи не ушло, ни единой белки мы в греки не продали, ничего от них не получили. Это из последних запасов – как выпьем, не ведаю, когда новое раздобыть сумеем.

Хвалимир пристально смотрел ей в лицо; от взгляда его серых глаз Ельгу пробирала дрожь. Такой взгляд сам по себе служит признаком особого внимания, и она видела, что нравится ему, но в то же время он ей не доверяет. Первое ее волновало, второе тревожило и смущало. Стараясь скрыть тревогу, она вновь взяла его чашу.

– Видно, Боголюб в твоих годах был редкий молодец! – почти шепотом, будто для себя, обронила она.

Лицо Хвалимир стало сосредоточенным: он старался не упустить ни единого ее слова. Ельга не покривила душой: чем больше она смотрела на Хвалимира, тем более красивым он ей казался. Черты лица у него были тонкими, но мужественными; в глазах светился ум, в складке ярких губ и очерке темных бровей сказывалась решимость. Она угадывала в нем человека сильного, которому его положение младшего в семье пока не дает развернуться. И какие красивые волосы – русые с легким золотистым отливом. Его внешность уже созрела, утратила последние черты отрочества, но еще оставалась свежей, как порыв грозового ветра. Видно, в Малине все девки по нему сохли, пока он ходил в женихах…

А ее сватают за его старого отца…

Эта мысль заставила Ельгу опомниться и опустить глаза, чтобы Хвалимир не прочел в них чего-то похожего на сожаление. Но и к лучшему, одернула она себя. Если бы ее сватали за Хвалимира… ей куда труднее далось бы то, что они должны совершить…

Хвалимир протянул руку и взял чашу из ее руки. Кисть у него широкая, почти как у Свена, но запястье тоньше… Ельга вздрогнула от его прикосновения и отвернулась. Хвалимир не сводил глаз с ее лица и молчал, но дыхание его тоже участилось. Видя, что он пьет, Ельга отошла. Она исполнила свой долг хозяйки, но ее не отпускало чувство его близости – как будто даже отойдя к другому, старшему краю стола, душой она осталась возле Хвалимира.

Теперь перед ней были Свен и Боголюб; по-родственному обняв друг друга за плечи, они дружно пели. Малинский князь был уже красен лицом и весел: скажи она сейчас, что-де сын твой нашим угощением брезгует, Хвалимиру достанется…

– Слаб ты еще, Хвалиша, вино греческое пить! – за спиной Хвалимира вдруг образовался Ладомир и, схватив чашу, осушил ее в несколько глотков. – Вот и сидишь, будто сам жених! Нет уж! – он хохотнул. – Не твоя невеста.

Он торгует мою волюшку,

– хором пели тем временем древляне и кияне вместе.

У родимыих у братьицев,
У желанныих у дядьицев,
Он дает им меду сладкого,
Меду сладкого да пьяного!

В палате, куда меньше по размерам, чем гридница, уже стало так шумно, что у Ельги звенело в ушах. Гостей не прибавилось, но уже мало кто сидел на прежнем месте, все бродили туда-сюда, подбирали наиболее желанные куски с другого края стола, и оттого казалось тесно. Годоча едва успевала разливать мед и пиво. Есть уже никто не мог, но гости продолжали жевать мясо и рыбу, забывая надкушенные куски между блюд. Кто-то из древлян покачнулся, пробираясь мимо лавки, упал на стол и едва его не опрокинул; Славигость едва успел подхватить. Когда веселье принимало такой размах, Ельга обычно уходила из гридницы, но сейчас она уйти не решалась. Пока древляне видят ее рядом, они не ожидают ничего худого.