Дао подорожника

–Послушай, Алекс, я знаю о системе Станиславского! – Дженнифер нервно дёргает ключ зажигания, газует, и мы отъезжаем от Creative Art Centre. – Нас всему этому учили не один год! Но это же не значит тупо копировать других людей!

–Ну Джен, ты же сама просила сообщать мое мнение, особенно по поводу всяких несоответствий. Вот я и сообщаю. Русские офицеры прошлого века не должны размахивать руками, как диджеи с MTV. А барышни не должны орать, словно они на митинге лесбиянок у Белого дома.

–Ты участвовал в митингах лесбиянок? Круто!

–Нет, я участвовал в марше протеста против блокады Кубы. Но когда все дошли до Белого дома, это мистическим образом превратилось в митинг долбаных лесбиянок. У вас в стране такие превращения на каждом шагу. Вот и с нашим Чеховым вы чёрти-чё вытворяете.

–Понимаешь, мне не нужно, чтобы всё было точь-в-точь как у Чехова. – Она выруливает на шоссе, подрезая здоровенный грузовик. – Главное, чтобы мои актёры выразили себя в этой пьесе. А всё остальное… Грубых ошибок нет, и ладно. Самовар у нас как настоящий, песня про веранду есть, число роз нечётное. А уж как руками двигать, как говорить – это работа актеров. Как они сами это понимают. Кстати, ты будешь указан в программке как консультант, на третьей страничке.

–Главное, чтобы на первых двух внизу была фраза «Переверните, пожалуйста, страницу!» – отвечаю я. Да, я и вправду видел такие надписи в американских буклетах.

Но в общем-то она права. У них другая актёрская школа. Брюс Уиллис всегда играет Брюса Уиллиса. Школа одного лица, одной звезды вместо школы отражений и оборотней.

На улице вечереет, и холмы по краям дороги постепенно теряют свой насыщенный цвет. Зато становится хорошо видно кладбище на одном из склонов: белые пунктиры могильных камней бегут к вершине холма, точно разметка аэродрома. Среди камней ходит человек. Я не сразу понимаю, что это газонокосильщик – очень уж странно выглядит здесь его работа. Хотя, с другой стороны, на этом кладбище нет никаких оградок, одно ровное зелёное поле на всех. Раздолье для газонокосильщика.

Я закрываю глаза и переношусь из машины Дженнифер в отечественную электричку, которая стучит по рельсам в районе Обухово. За окном пролетает русское кладбище, похожее на деревню гномов. У каждой могилы – свой заборчик, своя скамейка, свои цветы. Совсем другая картина загробного мира, полная противоположность.

Выходит, даже рай у нас разный. Вполне логично. Ведь рай – это место, где человек получает то, чего не хватало в жизни. Индивидуалисты-американцы сыты по горло заборчиками и оградками ещё на этом свете. Поэтому, умирая, они объединяются на ровном зелёном поле. А нашим, наоборот, при жизни хватает коллективизма. Так что загробное счастье у нас – собственный домик в деревне, хоть что-то своё наконец. И оградки, оградки…

Смерть исправляет все перекосы, Джен. Вот кто лучший театральный критик.

# # #

Снимаю трубку. Нажимаю кнопку, на которой, если смотреть сбоку – значок «бесконечность». Короткие гудки. А может, так и лучше? Дорого, всё-таки, в такую даль звонить. Или набрать ещё разок, для верности?

Чёрт, совсем забыл: в этой стране межгород по-другому набирается! Ладно, всё сначала. Международный код, код города, еще семь цифр… и снова, чертыхаясь, бросаю трубку. У неё же давным-давно другой номер, идиот. Сколько ещё ты будешь жить в прошлом? Сколько тебе ещё повторять, долбаный ты писатель, что самая человечная книга – телефонная? Листай, ищи, прижимай пальцем. Вот так. Теперь набирай.

–Аллё?

–Здорово, чучело.

–Это ты?! Привет! Ого, сколько же у вас?!

–Около четырёх.

–Ни фига себе ты гуляешь!

–У нас ведь суббота! Я учился в бильярд играть. Ты получила письмо?

–Получила. Мур-рр… Всё не соберусь ответ написать.

–Ну как ты там, вообще?

–Да всё нормально. На самом деле, только встала, на работу собираюсь. Да, я в Новгороде была снова! С Сержем.

–Молодец. Нового мужика себе не нашла ещё?

–Ну-у… Тут вот Саша сидит, телевизор смотрит…

–Ага. Помирились, значит.

–Да вроде как. А ты, значит, сразу расстроился?

–Наоборот. Я ж переживал, что поломал тебе всю жисть опять. А у тебя, вишь, всё в кайф. Ну и здорово.

–Ладно, не язви. Стих мне всё равно понравился.

–Ну, у нас этого гуталину… Кстати, я там ещё по пути в Болгарии серёжки классные купил, из какого-то камня. Тоже хотел послать. А потом вспомнил, что у тебя уши не проколоты.

–Да. Но ты ведь найдёшь, кому подарить. Как твоя француженка?

–Не приехала ещё. Тут вообще никого ещё нету. Жарища… Слушай, хорошо бы мой следующий отпуск с твоим совпал.

–Конечно! Съездим куда-нибудь вдвоём. На море.

–Я постараюсь следующим летом… Shuddup, you morons! Тут эти пьяные уроды сидят, ждут, когда я договорю с «другим полушарием». Мы собрались Doors послушать, а меня вдруг пробило позвонить.

–Ха! Ты там так звучишь, как будто с дюжиной девиц.

–Да не, только эти, соседи-америкосы мои. И вообще, я тебе уже говорил: лучше тебя всё равно никто не умеет делать…

–Тихо, тихо! А то и вправду поломаешь мне всю семейную идиллию.

–Ладно, закругляюсь. Ты пиши хоть, что ли.

–Напишу.

–«Напишу, напишу»… Все вы так говорите.