Дао подорожника

Я поднялся в спальню и лег. Как хорошо! Только цикады и вентилятор. Однако…

Блин, мне опять не спалось! Я понял, что лежу и думаю о древесной лягушке. Почему она кричит каждую ночь? Почему замолчала? Может, я убил редкое животное или помешал ему искать подругу? А может, это всё-таки не животное, а какое-то странное явление природы? Бывает, деревья от мороза трещат. Интересно, трещат ли они от жары?

Тишина со слащавыми цикадами раздражала чем дальше, тем больше. Я снова встал и, стараясь идти тихо, вернулся к ручью. В воздухе висела какая-то безнадежность и пустота.

Я пнул ногой булыжник. Он скатился в ручей и булькнул в воде.

И тут меня осенило. Я поднял два плоских камешка, успев подумать, что если меня сейчас увидит Мэт… («Знаешь, Джоди, наш русский совсем того. Ошизел парень без баб совершенно. Прикинь, выхожу ночью на веранду, а он у ручья голый стоит. И в каждой руке – по здоровому камню…»).

Да хер с ним, с Мэтом. Пусть дивится на загадочную русскую душу. Я потёр камни друг о друга. Нет, не так. Повернул один камень ребром и снова потер: над ручьем раздалось «шырых-шырых». Потом ещё раз.

И тут в отдалении – метров пятьдесят – раздался ответ.

«Зараза!», вслух сказал я и почувствовал, что мой рот против воли растягивается в улыбку.

Напильник шырыхнул снова, уже значительно громче. Неожиданно для самого себя я размахнулся и швырнул камень в его сторону. Звук опять смолк, и тогда я пошёл спать.

Белая глина

В твоём домашнем телефоне

были счастливые семёрки,

целых четыре из семи.

И он обычно отзывался

смешным «аллё» и звонким смехом,

мне сообщавшим: «Вот опять

ты вытащил меня из душа!»

Потом рассказывался новый

сон или жизненный момент.

Теперь твой телефон сменился:

в нём нет семёрок, лишь четвёрки.

Три из семи. И на вопрос

хозяйка дома отвечает,

что будешь позже, что ушла

ещё вчера. Что передать?

Не говорить же старой дуре

про сон и про «аллё» смешное…

Ну в общем, передайте ей,

что скоро прилетает в город

один специалист по душам.

Почти сантехник. Да, поймёт.

Она должна была уехать вечером. Это уже было решено, мы всё обсудили и просто зашли посидеть к Андрюхе после репетиции. Мы пили пиво и пели последнюю песню, мишкиных «Ангелов», когда началась гроза. Ливень был жуткий, шум воды глушил гитары, капли долетали аж до середины сразу потемневшей комнаты. Окно пришлось прикрыть – и посидеть ещё. К платформе пришли уже в сумерках. Оказалось, что электричек не будет до утра: молния долбанула в линию электропередачи где-то около Нового Петергофа.

–Я возьму тачку, – заявила она.

–В такое время? Знаешь, сколько это будет стоить?

–Могу пешком пойти, прямо по шпалам. Ты ведь знаешь, я могу!

–Молнии будут бить по этим шпалам прямо перед твоим носом. Тебе мало грозы, которую мы устроили своим пением?

–Всё равно пойду.

–Ну иди.

Тут она и расплакалась, в первый раз со дня моего приезда. Не надо было мне злорадствовать. Несколько минут назад, когда мы подходили к платформе и Андрюха перенёс её через большую лужу, она остановилась и неожиданно сильно-сильно поцеловала меня. Так, как делала это раньше, спокойно и при всех. Казалось, это не я, а она была человеком, который вернулся домой. Я даже не думал, что она всё ещё может так вот разреветься. Или так хохотать, как хохотала сегодня на репетиции. За время моего отсутствия она не изменилась внешне, но внутренне стала немножко другой. Более опытной, что ли. Пожившей. «Моя бывшая подруга совсем повзрослела…»

А теперь вот – нате вам. Прямо как вырвало.

–Да не реви ты! – успокаивал Мишка. – Это ж гроза. Стихия, бля! И в некотором смысле, знамение. Я вот к родной жене доехать не могу!

Успокоилась она быстро. Подозрительно быстро, сказал бы я-нынешний. Пять минут слёз, ещё пять минут молчаливой ходьбы, один звонок маме с инструкцией «на-случай-если», и вот уже готово резюме: «Тогда купите мне Балтику-тройку».

Только разве же я-тогдашний всё это подсчитывал? Андрюхины байки и мишкины песни, пиво и курица, приготовленная по возвращении в общагу – всё путем, всё как раньше, вплоть до незаметного исчезновения моих приятелей, оставивших нас вдвоём в андрюхиной «двойке». Вода ещё капала на пол с подоконника, соседи сверху ещё только предлагали выпить за женщин – а она уже была рядом, она была просто чудо, и я до сих пор отчётливо помню её худую спину и ложбинки на ягодицах…