Читаем Даниил Кайгородов полностью

— Стоит, — усмехнулся кто-то. — Только Автомон ключ от замка с собой забрал.

— Сломать, — ответил решительно Кайгородов. — Насчет муки и соли заботу будет иметь Осип. Варфоломей утре выезжает к батам. Огни на пожогах должны гореть! — закончил Кайгородов и опустился на лавку.

Когда рудокопы разошлись, он, не раздеваясь, растянулся тут же на лавке. Сказывалась дорожная усталость. Артемка со своими друзьями забрался с вечера на полати и спал богатырским сном.

Даниил проснулся от холода. В затянутое зимним узором окно едва пробивался утренний свет. Кайгородов вышел на улицу. Кое-где в избах топились печи. Сизый дымок подолгу висел над заснеженными крышами, как бы раздумывая, куда направить свой путь. Зябко передернув плечами, штейгер заглянул под навес, где стояли кони, и, подбросив сена, вернулся в дом.

— Эй, други, поднимайтесь! — крикнул он и начал щепать лучину.

Дрова разгорелись. С полатей выглянуло заспанное лицо Артемки, затем показались его ноги. Широко зевнув, парень спрыгнул на пол.

— Чего в такую рань? — обуваясь, спросил он Даниила.

— На рудник пора. Развязывай суму, там, должно, хлеб остался. — Кайгородов сунул в печь котелок с водой.

Артемка полез на полати, достал мешок с хлебом и энергично потряс руки своих друзей.

Утро было безветренное, но морозное. Группы рудокопов направились к забоям. Мороз крепчал. Но люди, разгоряченные работой, как бы не замечали его. Снег постепенно начал отступать от старых пожогов, обнажая заготовленную с лета руду и запасы дров.

В ловких и сильных руках Кайгородова широкая лопата, казалось, беспрерывно мелькала в воздухе. Очищены были подъезды и несколько забоев. Рудник на Шуйде стал похож на растревоженный муравейник. Работали все: женщины, подростки, кто только мог держать в руках лом, кирку и лопату. Валили лес. Огромные лиственницы и ели, подминая под себя молодую поросль, падали глубоко в снег. Вокруг их выросли большие костры из сучьев. Ожил и спящий под белым покровом зимы мрачный Иркускан.

Бородатый, саженного роста Степан Охохонин, прихватив с собой несколько человек опытных рудокопов, очищал дорогу к мощным пластам руды, выходившим на поверхность.

Раздав инструмент, Осип с утра закрыл магазею и ушел с Ефимом на Тяжелый. Полыхали костры, отогревая застывшие места выработки.

Когда была убрана порода, Даниил первым ударил по железняку. Большой кусок руды отвалился в сторону. Кайгородов обтер рукавом полушубка вспотевший лоб и огляделся.

Вспомнил: как-то осенью по приезду из Германии он тщательно обследовал этот уголок, но Автомон тогда не согласился на его разработку.

— Руды хватит и в старых забоях, — заявил он молодому штейгеру. Спорить с надзирателем было бесполезно.

Только теперь Даниил почувствовал, что он хозяин рудника, что с рудой тесно связана его, судьба и что желанная свобода придет лишь с победой Пугачева.

Закинув кирку на плечо, Кайгородов зашагал к Тяжелому. Осип с Ефимом работали в одном забое. Из-под нависшей породы слышались удары кирок.

«Как бы обвала не было», — подумал с тревогой Даниил и поспешно спустился в забой. Рудокопы были так увлечены работой, что не заметили прихода штейгера.

— Вылезайте сейчас же отсюда! — резко сказал Кайгородов.

Осип с Ефимом, не спеша, вышли из-под козырька.

— Чо сдиелось? — отложив кирку, удивленно спросил Ефим.

— А вы разве не видите? — указательный палец штейгера уставился на потолок забоя. — Будет обвал. Крепить надо.

— Ты суди, — усмехнулся старый рудокоп, — не первый год робим, а такой оказии не слыхали.

— А сколько народа погибло под землей? — спросил Даниил.

— Случалась и такая оплошка. Да ты подумай, — заговорил Ефим. — Породу снимать, немало дней пройдет. Верх еще крепкий, — рудокоп поднял глаза на козырек. — Авось, не обвалится.

— Крепить надо, — решительно заявил Даниил.

Осип переминался с ноги на ногу.

— Пожалуй, в лес бы съездить, — он повернулся к Ефиму. — Упаси бог, обрушится.

— Вот новое дело, — промолвил как бы про себя тот. — Робили же без крепи.

Даниил круто повернулся к Глазырину.

— Старым хозяевам колышка руды была дороже человека. Разумеешь?

— И то правда, — согласился Ефим, — ладно, привезем воза два стоек, спокойнее будет работать.

Рудокопы вместе с штейгером вышли из забоя. Их внимание привлекла большая вереница лошадей, запряженных в розвальни, на которых стояли короба.

— Должно, баты за рудой едут, — первым высказал свою догадку Даниил и, простившись с рудокопами, зашагал навстречу обозу.

Из передних саней вышел Никита Грохотов.

— За рудой приехали, — ответив на приветствия Даниила, заговорил он. — Тут за нами еще мужики едут. Не зря ли? — спросил он уже озабоченно.

— На старых пожогах придется брать, — Кайгородов с уважением посмотрел на кряжистую фигуру Грохотова, о котором он слышал от Григория Ивановича Туманова. — Давайте отдыхайте, а потом и нагружаться будете.

— Некогда отдыхать. В Катав надо скореича ехать. Да и Сатке руда нужна, — степенно заговорил Никита.

Подошли другие баты.

— Часть подвод направляй на Зяр-Кускан, остальные здесь будут брать. Как дорога? — спросил Даниил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза