«Должен признать, что в 1928–1930 г<одах>, будучи не согласен с решениями партии и правительства об индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, я особенно озлобился против советской власти»179 – за этим признанием на допросе, заключенным в следовательские формулировки, умонастроения Андреева тех лет. И не только его.
Глухо, но и до Москвы дошли известия о массовом расстреле в Соловках в ночь на 29 октября 1929 года трехсот политических заключенных, а следом и уголовников, убиравших трупы.
Но совершавшееся отзывалось пока в стихах Даниила Андреева вместе с его собственными метаниями, любовью и тоской, размеренными строками как далекое эхо: «Кончено лето души. Из долин надвигается стужа. / Белые хлопья кружат, шагом ночей взметены…»
10. Дружба
7 января 1930 года умер Иван Алексеевич Белоусов. Следом, 22 января, – Алексей Евгеньевич Грузинский. Оба – приятели Леонида Андреева из кружка «Среда» и близкие знакомые Добровых.
До издания «Реквиема», куда вошли письма к нему старого друга, снабженные им примечаниями, Белоусов не дожил. В заботах, связанных с книгой об отце, приходя к Белоусовым, Даниил ближе сошелся с сыном писателя – Евгением. Знакомство их началось еще в 1925-м или даже в 1924 году. Когда он первый раз пришел к ним, «Женя… гонял во дворе тряпичный футбольный мяч. Футбол был его страстью. Ирина Павловна, к которой Даня пришел, захотела их познакомить: ровесники, один – сын Леонида Андреева, другой – Ивана Алексеевича. Она с большим трудом докричалась до сына», – так со слов Евгения Белоусова рассказывает историю их знакомства вдова поэта, позже ставшая и вдовой Белоусова. «Ранние фотографии Даниила (30-х годов) сделаны именно Женей, – сообщает она. – Важной частью их дружеского общения было чтение друг другу: Даниил читал Жене стихи, а Женя Даниилу – свои оригинальные рассказы. Женя благоговел перед Даниилом и полностью осознавал его место в русской культуре»180. Друг с другом они могли говорить обо всем – и о стихах Гумилева, и о злободневности.
В 1930 году в Москве впервые проходила Спартакиада народов СССР. Первый ее день завершился карнавалом на Москве-реке. У Парка культуры проплывали баржи с конструкциями и муляжами на темы пятилетки, пели хоры, гремели духовые оркестры, по берегам толпились зрители. Представления закончились фейерверком. Зрелище впечатлило Даниила Андреева. В поэме «Симфония городского дня» отзвуки этого «советского карнавала» с «социалистической скинией».
В марте в статье «Головокружение от успехов» Сталин одергивал старательно выполнявшую верховные указания номенклатуру. Они, оказывается, перестарались, и «дело организации артели начинают со снятия колоколов. Снять колокола – подумаешь какая революционность!»181 – иезуитски язвил вождь.
В том же году, в октябре, прошли аресты по делу «Промпартии», вредителей, проникших, как писали газеты, повсюду, развернувших шпионаж и диверсии под руководством генштабов Франции, Англии и прочих капиталистических государств. Но бдительное ОГПУ их разоблачило. Опыт Шахтинского дела учли, процесс, закончившийся 7 декабря, прошел гладко, приговоренных отправили в лагеря.
Будущая жена поэта, Алла Бружес, пятнадцатилетняя школьница, заканчивавшая семилетку, запомнила страх того времени: «Арестовали моего дядю. И я полгода стояла у окна каждую ночь и ждала, что за папой придут. Кончилось это трагикомично. Во двор въехала машина… Я была совершенно уверена (это было уже полгода такого еженощного стояния у окна), что приехали за папой. Потом машина развернулась, оказалось, что это – грузовик. Со мной сделалась истерика»182.
Даниил в апреле засел за работу «над книжкой для детей о рыбной промышленности». Вероятно, заказ помог получить Коваленский, бывший тогда членом «комиссии по созданию новой детской книги» при ВЦИКе. Работа не вдохновляла, требовала усидчивости, мешала писать свое. Но заработок был необходим.
Его товарищ по курсам Вадим Сафонов, почти забросив стихи, уже числился опытным очеркистом, издав книгу о естествоиспытателях – «Ламарк и Дарвин». С ним можно было советоваться о новой работе как с профессионалом. И хотя они встречались реже, Даниил не мог не приехать к нему на свадьбу. Жил в ту пору Сафонов в Сергиевом Посаде, где жила и Малахиева-Мирович. Только что, в январе, городок переименовали в честь взорванного эсерами большевика в Загорск. Гостей собралось немного, невеста, с которой Андреев познакомился еще в школе, где она училась классом или двумя младше, а потом встречался на Литературных курсах, сидела за скромным свадебным столом и ежилась от прохлады. Внимательный Даниил накинул ей на плечи свою куртку. Чувствуя себя взрослой, она вызывающе спросила: «Даня, вы бывали у проституток?» И он со всей доверчивой честностью ответил: «Да, был один раз», хотя и не любил вспоминать о временах «Дуггура».
11. Некоторые перемены