Даниил Андреев

В одном из начальных вариантов трактат состоял из четырех больших частей. Первая – от «миров просветления» до «миров трансмифов», вторая – «демонические миры», третья – от стихиалей до «мира даймонов» и «наивысших миров Шаданакара» и четвертая – «Дополнения» – состояла из глав «Структура человека», «Космическое», «Смена эонов», «Демонический план», «Пространство и время», «Карма», «Мета-биографии», «Метаистория современности» и «Личное». Последняя глава в задуманном виде, судя по черновым записям к ней, в «Розу Мира» не вошла.

В тетради с набросками к трактату есть аккуратный, без поправок, список – словно бы неким верховным систематиком миров продиктованный – всех 242 слоев Шаданакара. В списке нет наименований лишь десятка обозначенных номерами слоев.

Работать под радиогул он так и не научился: «Что же касается “Розы”, то даже цветы любят тишину, не переносят громкоговорителей, а если их облучать непрерывно потоком громких звуков – хиреют и теряют тот аромат, который мы вправе ждать от них. Это – факт, о котором можно прочитать в физиологии растений»⁶³⁷.

Предчувствие, что круг мытарств завершается, не подвело. 17 ноября определением Военной коллегии Верховного суда СССР постановление ОСО было отменено, «Дело Д. Л. Андреева» направлено на доследование. Пришла пора перемены участи единственного остававшегося в заключении осужденного по делу. Но «определение» дошло до Владимирской тюрьмы не сразу, и, раздумывая о брезжившем конце срока, Андреев не строил далекоидущих планов. «Считаю, что все идет очень хорошо, – писал он жене, – а если затянут до февраля, то буду этому даже рад по причинам, о которых тебе уже говорил; главная из них – поменьше быть вынужденным сидеть на дюко-маминых плечах и перешептываться с тобой за шкафами. Такая перспектива, по правде говоря, меня не слишком обнадеживает. Кстати, чтобы не забыть: когда получишь мою телеграмму о выходе отсюда, приезжай сразу же, захватив какой-нибудь чемодан, т. к. мне не в чем везти книги, которых у меня накопилось порядочно, да и тетради»⁶³⁸.

Не знала о решении Верховного суда и жена. Она писала ему: «Моя справка о реабилитации уже у меня на руках, и я знаю постановление. Дело прекращено за отсутствием юридического обоснования обвинения. Фальшивые показания были получены потому, что следствие велось с нарушением основ coциалистической законности – насильственно. Кроме того, нарушением социалистической законности является уже и то, что трое из обвиняемых – психически больные люди, которых не подвергли медицинскому обследованию до следствия. Это – ты, Сережа и, по-видимому, Саша. С тобой всё было бы так же, как со всеми, т. е. реабилитация, если б сколько-то времени тому назад ты не написал заявления, в котором подтверждаешь прежнее (частично, в отношении мнений) и пишешь, что в настоящий момент придерживаешься таких же взглядов. Из-за этого тебе оставлен п. 10 и срок – 10 лет, т. е. ты должен попасть под амнистию. Но это не всё. Учитывая твою старую болезнь (ман<иакально>-депр<ессивный> [невроз]), представитель прокуратуры <…> выдвинул еще одно соображение: он сомневается, был ли ты полностью “в себе”, когда писал это (давнишнее) заявление. (Я тоже сомневаюсь, прости меня, Заинька.) Вот этот-то момент и должна Прокуратура “доследовать”»⁶³⁹.

«Определение» Андрееву вручили 2 декабря, и он тут же сообщил жене: «Только что прочитал решение Верховного суда. Практически (вернее, психологически) готовлюсь к возможной поездке в Москву, хотя очень надеюсь, что обойдется без этого – приедут ко мне. Слишком уж не хочется очутиться в стенах, напоминающих веселые переживания 9 лет назад, а еще менее хочется к Сербскому. Но что поделаешь, тут уж не поможет ничего, кроме фатализма… Буду смотреть на эту поездку как на последнее мытарство»⁶⁴⁰. «И не только потому, что не знаю, как осилю все это физически, но еще и потому, что все связанные с этим передряги могут крайне плачевно отразиться на здоровье Розочки, а ты ведь понимаешь, как она мне дорога»⁶⁴¹, – объяснял он жене.