Даниил Андреев

«Его как-то следователь избил сильно на допросе. И Даниил Леонидович, оказавшись в камере, потребовал бумагу и написал протест прокурору по поводу незаконных методов ведения допроса, избиений, издевательств… Прошло какое-то время, и вот его снова вызывают на допрос. В кабинете кроме следователя сидит незнакомый генерал. “Я, – говорит, – прокурор, тут ко мне поступила ваша жалоба на якобы незаконные действия нашего следователя. Я должен выяснить, так ли это”. Тут встает следователь, подходит к Андрееву: “С чего ты взял, что у нас используются незаконные методы?” – и бьет Даниила Леонидовича сапогом по ноге. “У нас арестованных никто не бьет”, – и опять удар. “Значит, вместо того чтобы раскаяться, ты еще клевещешь на советские органы дознания?” – и снова бьет… В общем, он его избил страшно на глазах у того генерала. А генерал после всего и говорит: “Я, – говорит, – убедился, что следствие ведется законными методами, а вы, Андреев, клевещете на наши советские карательные органы”»⁴⁶⁵.

Между интенсивными допросами отвлекало, давало передышку только чтение. После тюрьмы Ивану Алексеевичу Новикову, автору книги «Пушкин в Михайловском», прочитанной в камере, он писал: «Это было окно на свежий воздух из зловонного карцера, точно дуновение милого родного ветра, насыщенного запахами заливных лугов. Возвращаясь с ночных допросов измученным до предела и зная, что в камере не с кем будет перекинуться живым искренним словом, я утешался мыслью о книге, которая меня там ждет, как утешительница, друг и пробудительница самых светлых воспоминаний»⁴⁶⁶.

8. Сюжеты

Кроме подробностей террористических замыслов следствие разрабатывало и другие сюжетные линии. Первая, подтверждавшая существование многолетнего вражеского подполья, – выявление прогерманских и пораженческих настроений перед войной. Здесь следствие припомнило встречи на квартире у четы Кемниц и у Евгения Белоусова. Кемница с женой арестовали в Пензе 10 февраля 1948 года, когда сценарий дела вчерне уже сложился. Следом, 12 февраля, в Каменск-Уральске арестовали Белоусова, где тот работал на эвакуированном в войну авиазаводе заместителем начальника конструкторского отдела. Тем более неожиданно, что накануне ареста ему вручили орден Красной Звезды. Показания Андреева фиксировали в протоколе допроса версию, продиктованную следствием:

«СКОРОДУМОВА и ее муж КЕМНИЦ – немец по национальности – с восхищением отзывались о порядках в Германии, превозносили Гитлера и его фашистскую партию и утверждали, что именно фашистская Германия явится освободительницей России от большевиков. СКОРОДУМОВА-КЕМНИЦ заявляла, что когда Германия нападет на СССР, то с советской властью все будет покончено».

После этого признания сюжет стал прорисовываться чуть подробнее:

«ВОПРОС: – И поэтому, когда Германия напала на Советский Союз, вы стали спешно готовить своих сообщников для перехода на службу к немцам?

ОТВЕТ: – Да, вторжение фашистской армии в Советский Союз все участники нашей антисоветской группы встретили с большой радостью и надеждой на скорое падение советской власти.

Я, не сомневаясь в победе германской армии, радовался, что сбываются мои долгожданные мечты, когда смогу принять непосредственное участие в свержении советской власти и создании вместе с немецкими оккупантами новых порядков в стране. <…>

С КОВАЛЕНСКИМ, ВАСИЛЕНКО, ИВАШЕВЫМ-МУСАТОВЫМ и УСОВОЙ мы договорились, что после занятия Москвы немцами сами пойдем к оккупационным властям и предложим им свои услуги.

ВОПРОС: – Какую предательскую деятельность вы собирались вести на стороне немцев?

ОТВЕТ: – Мы считали, что немцы используют нас в области пропаганды, где мы сумеем помочь вести борьбу с советской идеологией и привить населению новые взгляды, угодные немецким оккупантам. Наши взгляды и взгляды немецких оккупантов, как мы считали, едины.

Лично я готов был занять по указке немцев любой пост и выполнять их поручения. Для того, чтобы угодить гитлеровцам и снискать их доверие, я подготовил свою антисоветскую поэму “Германцы”, специально посвященную немцам, и усиленно работал над окончанием антисоветского романа “Странники ночи”, с тем чтобы с приходом их в Москву издать эти произведения.

Однако наши надежды на приход немцев в Москву не оправдались, что вызвало у нас немалую растерянность.

Не успев еще сориентироваться в этой обстановке и наметить какие-либо другие мероприятия для борьбы с советской властью, я был в 1942 году призван в армию и отправлен на фронт.

ВОПРОС: – Где и продолжали вести вражескую деятельность?

ОТВЕТ: – Нет, за время службы в Советской Армии я сделать что-либо в этом направлении не смог. <…>

Оставаясь непримиримым врагом советской власти, я на время притаился, но связи со своими сообщниками в Москве не порывал, рассчитывая вернуться в Москву и возобновить вражескую деятельность.

ВОПРОС: – Такая возможность вам представилась?