Дама сердца

Не успел он сделать еще шаг, как кузнец повернулся, покачивая тяжелыми клещами, сжимавшими раскаленный докрасна наконечник клинка, в сторону Эджа. Герцог посторонился, чтобы не обжечься. От жаркого воздуха он дышал с превеликим трудом.

Кузнец застыл на месте и задумчиво прищурился:

– Вы ведь тот бухгалтер из «Медведя и кабана»?

Эдж кивнул.

Кузнец покачал головой:

– Не задавайте мне вопросы, на которые я не хочу отвечать.

– Мне казалось, вы ответите на что угодно, пока я не заговорил о жене Хайтауэра.

– Вы ведь сами не ответили ни на один вопрос. Не сказали о себе ни слова.

– Я пришел туда не для того, чтобы рассказывать о себе.

– Хорошо, но, если бы вы поговорили со мной подольше, мне наверняка захотелось бы пооткровенничать с вами. Но я не сделал этого тогда, не сделаю и сейчас.

Кузнец отошел к горну, кладя металл и молот. Он поменял клещи, взяв пару подлиннее. А потом, передвигая длинные ручки, столкнул клинок косы в огонь.

Эджворт держался в отдалении. Он сжал челюсть. Жар будто пальцами дьявола хватал его за щеки.

– Вы что-нибудь знаете о кузнечном деле? – спросил кузнец.

– Я знаю, что это жаркая, тяжелая работа, – ответил Эдж, глядя на пылающий на горне жар.

– Первое правило кузнечного дела – не подходить сзади к кузнецу, когда он работает. Второе правило… Ладно, этих правил так много, что я забыл второе. – Он взглянул на Эджа, удерживая клинок в жаре. Потом внимательно осмотрел свою работу. – Представьте, что этот клинок способен сделать с кожей человека.

Эдж не шелохнулся, но в тон ему ответил:

– Представьте, что этот горн способен сделать с человеком, которому ударил в голову алкоголь.

Кузнец притянул пылающий металл ближе, изучая его.

– Мне не нужно представлять, когда речь идет о металле или огне. Я занимаюсь этим так долго, что в моих венах течет не кровь, а расплавленная сталь.

Вытащив из-под завязок своего фартука скомканную почерневшую тряпку, кузнец промокнул лоб и засунул тряпку обратно.

– Почему вы вернулись?

– Мои вопросы остались без ответа.

– Это не означает, что я обязан на них отвечать.

– Ваша правда.

Эдж подтянул табуретку к столу, смахнул бусинку пота со своей брови и стал слушать непрекращавшийся лязг молотка о металл. Кузнец невозмутимо продолжал свою работу.

Эдж смотрел на кузнеца, отмечая его высокий рост, которым отличалась и Лили. Карие глаза. Серьезное лицо. Копну белых волос, влажную рубашку, прилипшую к телу, и кожаный фартук, защищавший от тлеющих угольков.

– Хотите попробовать? – спросил Эджа кузнец, изучая пылающий металл.

– Нет, – поднялся Эдж. – Но я все-таки попробую.

– Почему бы и нет? – Кузнец положил металл на наковальню и вручил Эджу клещи. – Я не говорю обо мне, вы не говорите о себе – хороший повод для вас окупить свое пребывание в моей кузнице.

Эдж выходил в сад дважды, но Лили не появлялась. Конечно, она могла и не знать, что он был там. Их дома стояли рядом, и ее окно выходило на задний двор, в отличие от окна ее сестры.

Он вытащил из кармана носовой платок. Белый. С вышитыми инициалами.

Каждый день, залезая в карман, Эдж находил аккуратно сложенный носовой платок. Всегда свежий. Судя по всему, сгибы платка для ровности проглаживались.

Он никогда не просил Гонта класть носовой платок. Эдж смотрел на инициалы, гадая, кто же их вышил – Гонт или кто-то другой.

Сжимая платок в руке, он поднял взгляд на соседний дом.

Тот не подавал никаких признаков жизни. Эдж обязательно увидел бы, как уезжает или возвращается карета. Заметил бы движения за окнами или бегающих по поручениям слуг. Но кроме моментов, когда появлялась Лили, иногда в сопровождении Эбигейл, дом был окутан тишиной, как и его собственный.

Эдж помнил времена, когда здесь жила мать Лили. Помнил, как его родители говорили, что миссис Хайтауэр доверила заботы о дочерях штату слуг. Она не просто уезжала и приезжала. Она всегда забирала с собой какой-нибудь пакет, слугу или ребенка.

Расставшись, родители Лили поначалу еще метались между двумя домами. А потом ее мать уехала совсем, и никто из-за этого не горевал, даже герцогиня.

Отмахнувшись от воспоминаний, Эдж еще раз взглянул на дом. И решил действовать.

Эдж прошел до конца живой изгороди своего сада, скрывавшей скамью, к задней части дома Лили, к ее окну. Там он привязал кусок ткани, не затягивая, но достаточно крепко, чтобы тот держался на ветви куста. Эдж был готов к капитуляции, хотя они даже не развязывали войну.

Эбигейл стояла у окна своей спальни. Она сжимала край занавески, то и дело поворачивая голову, как нерешительная черепаха.

– Он смотрит сюда. Хмурится. Уставился на свою руку. Он…

– Отойди от окна, – приказала Лили и перевернула страницу кулинарной книги. Она сидела на сложенных одеялах, прислонившись к спинке кровати, скрестив лодыжки и покачивая ногой в чулке. – Фиолетовые вафли. Мы такие пробовали?

– Он что-то привязывает, – пробормотала Эбигейл. – Похоже на то.

– Отойди от окна, – снова скомандовала Лили, даже не поднимая взгляда.