Дама с собачкой

Почему-то у меня не было сомнений, что он собирается сделать. У него все было написано на лице. Большими буквами. Мужчины вообще в этом плане предсказуемы. Скажи им, даже мимоходом, что жизнью не дорожишь, – они тут же предлагают себя, как будто у женщины смысл жизни в сексе, секс появится – сразу жить захочется. Я еще успела этак отстраненно подумать: как хорошо, что в Пиблс каменные полы традиционно застилают толстыми коврами: если этот придурок взгромоздится на меня сверху, я хоть синяков и ссадин на лопатках не набью.

А уже в следующий момент мое тело, не спрашивая голову, справилось с проблемкой. Я резко ударила Августа коленом в середину бедра – там болевая точка, но он устоял и даже на боль не отреагировал. Провел подсечку, я упала, вскочила… а потом был жуткий грохот. До сих пор не понимаю, как я ухитрилась с рывка кинуть через плечо хорошо тренированную тушу вдвое тяжелее меня.

– Другого времени не нашел?! – выкрикнула я. – Прид-дурок!

И убежала, громко хлопнув дверью.

* * *

Меня все еще колотило. Плохо дело со мной, думала я огорченно. Проклятый Энстон, чтоб ему в аду гореть… Все-таки психика у меня уже не та, что прежде. В двадцать три я встряхнулась бы и забыла через секунду. Чего переживать-то?

Я прошла пешком больше километра – как говорили местные, милю – и добрела до реки. Там уселась на старый каменный забор, единственное, что осталось от чьего-то древнего поместья, и уставилась на воду. Великая шотландская река Твид. В Пиблс она была, по арканзасским меркам, ручейком. Впрочем, здесь верхнее течение, силу она наберет позже.

Сзади послышались шаги. Я не обернулась.

– Не помешаю? – спросил Павлов, деловито устраиваясь рядом со мной. – Делла, ты б под задницу подстелила чего, камень холодный.

– Зато жопа горячая.

– Ну-ну. Впрочем, у женщин внутренний геморрой бывает редко, в отличие от мужчин. Внешний пережить можно.

– А что, он от холода?

– В том числе.

– Ничего, у нас придатки и прочие излишества.

– А у нас простата. Будем меряться, кому хуже? Дел, я не понимаю: у тебя внезапно месячные, а в радиусе парсека ни одного гинеколога? Некому сделать тебе ма-аленький укольчик, чтоб на полгода забыть о всяких перепадах настроения и головных болях?

Я потерла плечо и поморщилась. Плечо болело. И ныла какая-то мышца на спине. Хорошо я дернула. Сколько этот гад весит? Верных сто восемь. Швырять через себя сто восемь без подготовки не рекомендуется.

– Мне нельзя укольчик. И месячные закончились неделю назад.

– А-а, так у тебя сейчас овуляция?

– Нет. У меня курс лечения от бесплодия.

Павлов покачал головой.

– Ты что с Маккинби сделала?

– Об пол грохнула.

– Серьезно? Молодец. Но вообще мне показалось, что ты его по голове стукнула. Чтоб тебе не было скучно и грустно, одной-то такой, стукнутой. Не знаю, кто тебя приложил, но ведешь ты себя странно. Делла, тебе в университете не говорили, что личные ссоры перед вылазкой недопустимы?

– Поди объясни это Маккинби.

– Ему я уже объяснил. А теперь – тебе.

Я повернула голову и посмотрела Павлову в глаза:

– Это мой брат там сгинул. Вам всем нужны деньги, слава, прочие успехи. А мне нужен брат. И я никому не позволю решать за меня, что мне делать: идти или сидеть дома.

– Я, кстати, хотел этот вопрос обсудить. Маккинби с его страхами – это отдельная тема, а у нас своя. Делла, я не пущу тебя в поле.

Я молчала и ждала продолжения.

– Я не знаю, чего ты стоишь как тактик. Да, ты лучшая на курсе, да, год служила у Лайона. Рекомендации отличные. Но я тебя в поле не видел. Я не знаю, что ты можешь в реальном бою. А рисковать не хочу. У нас только одна попытка. Понимаешь, да? В поле идем мы с собакой. А ты останешься на техподдержке. Будешь сидеть в челноке в пяти километрах и координировать.

– Вообще, это как минимум разумно. Кто-то все равно должен координировать. Ты как боец опытней меня.

– С нами будет человек, у которого опыта меньше, чем у тебя. Даже меньше, чем у собаки. Маккинби. И он тоже пойдет в поле.

Я выругалась.

– Ты сдурел?! Я тебе, видите ли, недостаточно надежна, ты меня не знаешь, а ему доверяешь?!

– А от него я просто не смог избавиться.

– Знаешь, у меня лютое желание послать куда подальше ваш бедлам и уйти одной.

– Иди, – согласился Павлов. – Твое право. Погубишь себя, потому что в одиночку там делать нечего, иначе я без вас справился бы, а потом еще и Маккинби, потому что у него совесть, он полезет тебя вытаскивать и тоже влипнет. А я сентиментальный дурак, я вас пожалею и спасу. Не проще сразу втроем идти? – Помолчал. – Если останешься, учти, что командир – я. И мои приказы не обсуждаются. Никем.

– И на каком основании ты командир?

– На том, что ты капитан, а я подполковник. Думай. А я, пожалуй, по русской традиции омою ноги в чужой реке да схожу полюбуюсь на достопримечательности. А то дома спросят, чего видел, а у меня ни одной картинки на память. Нехорошо.