Дама с собачкой (The lady with the dog)

She sat down in the third row, and when Gurov looked at her his heart contracted, and he understood clearly that for him there was in the whole world no creature so near, so precious, and so important to him; she, this little woman, in no way remarkable, lost in a provincial crowd, with a vulgar lorgnette in her hand, filled his whole life now, was his sorrow and his joy, the one happiness that he now desired for himself, and to the sounds of the inferior orchestra, of the wretched provincial violins, he thought how lovely she was.	Она села в третьем ряду, и когда Гуров взглянул на нее, то сердце у него сжалось, и он понял ясно, что для него теперь на всем свете нет ближе, дороже и важнее человека; она, затерявшаяся в провинциальной толпе, эта маленькая женщина, ничем не замечательная, с вульгарною лорнеткой в руках, наполняла теперь всю его жизнь, была его горем, радостью, единственным счастьем, какого он теперь желал для себя; и под звуки плохого оркестра, дрянных обывательских скрипок он думал о том, как она хороша.
He thought and dreamed.	Думал и мечтал.
A young man with small side-whiskers, tall and stooping, came in with Anna Sergeyevna and sat down beside her; he bent his head at every step and seemed to be continually bowing.	Вместе с Анной Сергеевной вошел и сел рядом молодой человек с небольшими бакенами, очень высокий, сутулый; он при каждом шаге покачивал головой и, казалось, постоянно кланялся.
Most likely this was the husband whom at Yalta, in a rush of bitter feeling, she had called a flunkey.	Вероятно, это был муж, которого она тогда в Ялте, в порыве горького чувства, обозвала лакеем.
And there really was in his long figure, his side-whiskers, and the small bald patch on his head, something of the flunkey's obsequiousness; his smile was sugary, and in his buttonhole there was some badge of distinction like the number on a waiter.	И в самом деле, в его длинной фигуре, в бакенах, в небольшой лысине было что-то лакейски-скромное, улыбался он сладко, и в петлице у него блестел какой-то ученый значок, точно лакейский номер.
During the first interval the husband went away to smoke; she remained alone in her stall.	В первом антракте муж ушел курить, она осталась в кресле.
Gurov, who was sitting in the stalls, too, went up to her and said in a trembling voice, with a forced smile:	Гуров, сидевший тоже в партере, подошел к ней и сказал дрожащим голосом, улыбаясь насильно:
"Good-evening."	- Здравствуйте.
She glanced at him and turned pale, then glanced again with horror, unable to believe her eyes, and tightly gripped the fan and the lorgnette in her hands, evidently struggling with herself not to faint.	Она взглянула на него и побледнела, потом еще раз взглянула с ужасом, не веря глазам, и крепко сжала в руках вместе веер и лорнетку, очевидно, борясь с собой, чтобы не упасть в обморок.
Both were silent.	Оба молчали.
She was sitting, he was standing, frightened by her confusion and not venturing to sit down beside her.	Она сидела, он стоял, испуганный ее смущением, не решаясь сесть рядом.
The violins and the flute began tuning up. He felt suddenly frightened; it seemed as though all the people in the boxes were looking at them.	Запели настраиваемые скрипки и флейта, стало вдруг страшно, казалось, что из всех лож смотрят.
She got up and went quickly to the door; he followed her, and both walked senselessly along passages, and up and down stairs, and figures in legal, scholastic, and civil service uniforms, all wearing badges, flitted before their eyes. They caught glimpses of ladies, of fur coats hanging on pegs; the draughts blew on them, bringing a smell of stale tobacco.	Но вот она встала и быстро пошла к выходу; он -за ней, и оба шли бестолково, по коридорам, по лестницам, то поднимаясь, то опускаясь, и мелькали у них перед глазами какие-то люди в судейских, учительских и удельных мундирах, и всё со значками; мелькали дамы, шубы на вешалках, дул сквозной ветер, обдавая запахом табачных окурков.