Дама с рубинами. Совиный дом

– Но путь твой для выполнения миссии с нынешнего дня будет закрыт, Грета. Я велю заделать дверь на чердак пакгауза – она совершенно бесполезна, и положу всему конец. Должен же я наконец позаботиться о своем покое, – сказал Рейнгольд, плотнее запахивая на груди шубу, словно ему было холодно, и направляясь к выходу. Слабо шевельнувшееся в нем доброе чувство было подавлено. – Впрочем, мягко говоря, с твоей стороны довольно бессовестно говорить, что тебе мало достанется из наследства, – прибавил он, оборачиваясь к ним. – Ты получаешь гораздо больше, чем полагается дочери по закону. Если бы папа сделал заблаговременно духовное завещание, что было обязательно относительно меня, его преемника по торговле, то дела теперь обстояли бы иначе и мне не пришлось бы выплачивать тебе такие огромные деньги.

– Да, я согласна, что не имею права получить так много денег, я должна буду поделиться, – возразила Маргарита значительно.

– Еще раз со мной? – иронически рассмеялся Рейнгольд. – Оставь, пожалуйста! Ты даже еще не имеешь права распоряжаться своим состоянием, да мне и не надо твоего великодушия, так же как и я, со своей стороны, не желаю поступиться ни одним унаследованным мною пфеннигом или правом. Каждый за себя – это мое правило! Кстати, бабушка, мы нигде не нашли ничего похожего на какой-либо деловой контракт между папой и тем человеком. – Он указал на пакгауз. – Поэтому все его требования, к которым ты относишься столь таинственно, чистейший вздор. Я так на них смотрю и больше не хочу об этом слышать. Впрочем, благодарю тебя, что ты исполнила мою просьбу и сошла сюда. Теперь ты могла по крайней мере убедиться, как коварно и исподтишка привыкла действовать моя сестра.

Он вышел, с шумом захлопнув за собой дверь. Маргарита была бледна, даже губы ее побелели.

– Не принимай этого так близко к сердцу, Гретель, – утешала ее тетка. – Тебе ведь все это знакомо с детства: ты всегда была козлом отпущения, из-за чего он и стал таким бессердечным эгоистом.

– Настоящим мужчиной, несмотря на свою молодость, хотите вы сказать, милая Софи, мужчиной, который не позволит себя провести, не позволит и шутить с собой, – перебила ее советница. – Маргарита сама виновата, что он сказал ей неприятные вещи. Она не должна была идти к людям, о которых знала, что они предъявляют невозможные требования к наследникам.

– Эти требования справедливы, – твердо возразила молодая девушка.

– Как?! – вскипела советница. – В благодарность за оказанное им тобой милосердие негодяи наговаривают тебе, дочери, на покойного отца! И ты веришь их басням?! – Она торопливо поправила шляпу. – Здесь слишком холодно. Ты пойдешь со мной наверх, Грета, мне надо с тобой поговорить.

Маргарита молча последовала за ней, в то время как тетя Софи с озабоченным лицом стала спускаться по лестнице.

Глава 26

Наверху, в гостиной, попугай встретил молодую девушку криком и бранью – она с детства терпеть не могла злую птицу, и попугай это прекрасно чувствовал.

– Будь умником, мой хороший, мое золото, – принялась успокаивать его старая дама, давая крикуну сухарик и гладя его. Потом, медленно и осторожно сняв со своего кружевного чепчика шляпу и с плеч тальму, она стала бережно укладывать в комод то и другое.

Маргарита то краснела, то бледнела от беспокойства и волнения. Она кусала себе губы, но не говорила ни слова, зная, что означает это мнимое спокойствие бабушки, которая всегда становилась тем более холодной и рассудительной, чем больше была взбешена.

– Ну, я думала, что ты мне невесть что порасскажешь, – сказала наконец через плечо старая дама, задвигая ящик, в который уложила снятые вещи. – А ты вместо того стоишь у окна и смотришь на рынок. Можно подумать, что считаешь ледяные сосульки в желобах.

– Я жду твоих вопросов, бабушка, – серьезно возразила молодая девушка. – Я не так спокойна, чтобы предаваться столь мирному занятию, у меня натянуты все нервы.

Бабушка пожала плечами.

– В этом ты сама виновата, Грета. Твое излишнее любопытство наказано, тебе нечего было делать в пакгаузе. И я была испугана, когда этот человек внезапно пришел в наш дом, заявляя совершенно невозможные вещи, но в мои лета рассудок преобладает над страхом. Я вскоре распознала шантаж и предсказала все, что из этого выйдет, опытному юристу, моему сыну, который странным образом позволил себя обмануть. Старик не может ничем подтвердить своего заявления – у него нет никаких доказательств. Он говорит, что бумаги остались у твоего покойного отца. Но зачем я тебе все это рассказываю? – прервала она саму себя. – Ты это, вероятно, слышала от своего протеже, конечно, с той окраской, какую он придает этому делу, иначе ты бы не сказала, что его требования справедливы.

Маргарита, потрясенная до глубины души, бледная как привидение, неслышно скользнув по ковру, очутилась перед старой дамой.

– Что его требования вполне обоснованы и справедливы, бабушка, я знаю и от другого человека – от моего отца, – сказала она дрожащим голосом.