Прежде чем уйти, она еще раз заглянула в спальню. Маленький Макс приложил палец к губам, показав на больную: та спала, по-видимому, крепко и сладко, сбросив наконец со своей души тяжесть, которую взяла на свои плечи более молодая и сильная.
Через несколько минут Маргарита опять поднималась по лестнице на чердак. Она шла как во сне, но сон этот был тревожным. Не прошло и получаса с тех пор, как она, ничего не подозревая, проходила по этим ступеням, но как внезапно изменились обстоятельства в эти полчаса! Теперь ей стало ясно, почему отец взывал к ее силе и верности. Он обвинял себя в слабости. Да, эта слабость, боязнь, что его оттолкнет с презрением высший свет, когда узнает о его втором браке, отравила ему всю жизнь.
Девушка невольно остановилась и посмотрела на главный дом. Резкие порывы ветра со свистом врывались в открытое слуховое окно, узкий полукруг которого обрамляли блестящие, словно зубы дракона, ледяные сосульки. Маргарита содрогнулась, но не от зимнего холода, наоборот, было приятно, что он освежал ее пылающее лицо. Просто ей живо представилась та борьба, которую придется выдержать, прежде чем восторжествует право и младший сын войдет в родительский дом.
И не права ли была больная? Не был ли этот красивый, полный сил мальчик истинным даром для дома Лампрехтов, имевшего теперь только одного представителя?
Но какое дело было черствой, высокомерной старой даме в верхнем этаже до благосостояния гордого старинного дома? Ребенок был внуком презренных «живописцев», и этого было достаточно, чтобы возмутить в ней всю кровь и заставить как можно дольше оттягивать признание сироты.
А Рейнгольд, этот купец, крепко схвативший обеими руками унаследованный сундук с деньгами? Он не отдаст, конечно, ни гроша без жесточайшего сопротивления.
Она шла дальше по стонущим под ее ногами половицам чердака. Да, по этому полу ходили не только грубые башмаки укладчиков. Изящные, легкие девичьи ножки тоже касались этих досок – тут пролетала когда-то «белая голубка»… При этом воспоминании горячая краска залила лицо молодой девушки, и она на минуту закрыла глаза руками, потом быстрее пошла к двери, ведущей в ужасный коридор, не подозревая, что за этой дверью ее ждет беда.
Глава 25
В главном доме в это время разыгрывалась трагическая сцена. Бэрбэ понесла наверх обойщикам напиться и, поговорив немного с ними, открыла дверь, чтобы выйти из красной гостиной, но тут же ее захлопнула и с криком отскочила назад.
В первую минуту она не могла сказать ни слова и опустилась на ближайший стул, указывая рукой на дверь и закрыв голову фартуком. Но в галерее не было ничего особенного, как уверял один из рабочих, который вышел посмотреть, что могло стать причиной такого испуга старой кухарки.
– Уж верь мне, не все могут это видеть! Ах, это моя смерть! – простонала Бэрбэ из-под фартука.
Она попробовала встать, но ноги ее ослабели и так дрожали, что она вынуждена была снова сесть. Мало-помалу женщина опустила с головы фартук и боязливо оглянулась; ее всегда свежее смуглое лицо имело теперь сероватый оттенок. Но она ничего не сказала при чужих работниках, при них не надо было говорить, чтобы не разболтали по всему городу, что произошло в доме Лампрехтов.
К счастью, обойщики скоро закончили работу, и ей не пришлось одной проходить по длинной галерее. Она прошла с обоими мастерами, не глядя по сторонам, пока наконец не проскользнула в свою кухню – работник так и сказал про нее, что она именно «проскользнула, как привидение», – и упала на скамью для мытья посуды. Здесь язык ее развязался.
И ей явилась «дама с рубинами», и пусть кто-нибудь попробует разубедить ее в том, что она видела собственными глазами, пусть только попробует!
Работник и старая Нетта слушали ее, разинув рты, к ним подошел кучер в ту самую минуту, когда Фридрих спросил:
– Она в зеленом платье со шлейфом, как в тот раз, когда явилась мне?
Тут пришел еще мальчик из конторы за стаканом сладкой воды для молодого хозяина.
– О нет, не в зеленом! – энергично качая головой и тяжело дыша, отрицала Бэрбэ. – Вся белая как снег пролетела она по коридору за угол! Точь-в-точь такая должна была она лежать в гробу. – При этом Бэрбэ прибавила такие подробности, от которых у конторского мальчика волосы поднялись дыбом.
Он, конечно, не преминул рассказать в конторе обо всем услышанном. Рейнгольд был сильно рассержен долгим отсутствием парня, и тот в свое оправдание рассказал о том, что услышал на кухне.
Молодой хозяин тотчас надел теплое пальто и меховую шапку и пошел туда.
– Ты сейчас пойдешь со мной наверх и покажешь, где ты видела «белую женщину», – строго приказал он дрожавшей всем телом старухе. – Я хочу сам хорошенько разобраться в деле с привидением. Вы, трусы, только раздуваете дурную славу о моем доме. Кто же захочет после того снять в нем помещение, если я надумаю сдать лишние комнаты? Ступай, Бэрбэ. Ты знаешь, я не люблю глупостей!