Дальше фронта

Вот и здесь. Кроме пробоя в боковое время произошло соприкосновение энного количества реальностей. Как в бильярде, когда разбиваешь пирамидку. Или, если представить спектр реальностей в виде многожильного кабеля — случилось короткое замыкание сквозь весь жгут. Причем как шары соударяются разными точками своих поверхностей, так и провода за счет переменного шага витков искра пробивает на разном расстоянии от их начала. Тем самым в нашем случае моменты реальностей совместились разные.

Вечер начал получаться интересным.

— Что же касается невозможности повлиять на прошлое, — вернулся к прерванной теме Вадим-второй, — ты прав только в одном-единственном случае — если мы все живем вдоль единственной временной линии, и возвращение в прошлое осуществляется с нее же. Тогда действительно, произведя МНВ — минимально необходимое воздействие, мы получаем развилку в том месте, где его последствия становятся значимыми. Иногда результат проявляется только через годы и десятилетия.

Если же принять теорию кабеля (лично мне она кажется наиболее наглядной), то за счет как раз того, что витки расположены асинхронно, и, зная, так сказать, порядок шага, мы можем не только наблюдать иную реальность, но и проникать в нее практически в любом потребном месте. Делать там все, что заблагорассудится, а потом перемещаться в любую (почти) точку как исходной, так и измененной реальности. При этом все (опять же — почти) парадоксы снимаются…

— Или, — вклинился в возникшую паузу Ляхов, — они просто переходят в скрытую, не доступную нашему наблюдению форму, и потом проявляют себя самым неожиданным образом.

Поставив таким образом собеседника в тактический тупик, он, извинившись, спустился вниз, чтобы проверить караулы. Бойцы несли службу четко. Да ведь и понятно, повстречавшись с одной только Гретой, начнешь молиться на Устав караульной службы за неимением другой священной книги.

На улицу Ляхов солдатам выходить не велел. Вполне достаточно парного поста в прихожей. Дверь крепкая, окна забраны решетками, на столе посередине растопырил сошки трофейный пулемет «Брен», готовый, в случае чего, создать необходимую огневую завесу.

Двое дежурили, остальные шестеро мирно спали, рассредоточившись по укромным закоулкам дома. Никакая неожиданность не страшна славным российским десантникам и штурмгвардейцам.

С легким сердцем Ляхов вернулся в кабинет.

Двойник по-прежнему сидел в кресле, опершись подбородком о согнутую ладонь знакомым, привычным жестом. Задумчиво смотрел на нераспечатанную бутылку виски, с помощью которого Ляхов собирался снять стресс, если ничего не получится с вызовом.

— Ты, братец, что, тоже тоскуешь? — насмешливо поинтересовался Ляхов, вспомнив очень похожую ситуацию лет десять назад.

— А чем я тебя хуже? — вопросом на вопрос ответил Вадим. — Готовая к употреблению посудина иных мыслей вызывать не может. Кроме как надежды превратить обычную тоску в сладкую грусть, наполненную удесятеренным осознанием самого себя…

— Разумеется. Эрих Мария Ремарк, «Триумфальная арка».

— Какой Ремарк? — Вадим-второй вдруг вскинулся, как освобожденная от нижней защелки пружина автоматного магазина. — Какая «Триумфальная арка»? Какой доктор Равик и Париж сорокового года? Ты соображаешь, о чем говоришь? Ты, вообще, кто?

— Да что такого?.. — Ляхов было оторопел от непонятного эмоционального взрыва двойника, и тут же до него дошло. — Не психуй, Вадик! Все нормально. Тот самый твой кабель. Ты читал «Триумфальную арку». Я — только «На западном фронте» и «Три товарища». Написанные по итогам общей для нас Первой мировой. Потом у вас была Вторая, и должна была случиться и у нас, невзирая ни на какие пакты Бриана — Келлога! Ну, не случилась. А ты все равно сейчас — здесь! Ты — мой альтер эго. Значит, и для меня она теперь — была. Я знал, что была, еще когда первый раз попал во второй Израиль. Говорил с чеченцем Гериевым. А ну, ответь мне быстро, нет, подожди секунду, я напишу…

Ляхов черкнул на полях лежавшей на краю стола газеты.

— Сколько у вас стоил билет на автобус от Грозного до Минеральных Вод в 1989 году?

Вадим взглянул на него каким-то очень странным взглядом.

— Не знаю точно… Молодой тогда был, в те края не попадал. Но по километражу должно быть рублей десять.

— А у нас — рубль пятьдесят. И глянь на это…

Двойник прочел: «Грозный — Минводы — девять рублей».

— Если я это знаю, отчего мне про «Триумфальную» не знать? Так что ж теперь? И время у нас одно, получается, со сдвигами какими-то, но одно!

В молчании, для Ляхова торжествующем, для Вадима растерянном, выпили, одинаковым жестом взяв стаканы и одинаково, после глубокого выдоха, без закуски закурив.

— Теперь, пожалуй, продолжай. Мне все равно интересно.

Двойник, немного подсобравшись (Ляхов чувствовал, что первый раунд по очкам прошел вничью, хотя его собственное положение поначалу было проигрышней), решил за рамки заданной схемы не выходить.