Читаем Дальгрен полностью

– Ты мне не чувакай, – ответила Леди Дракон, и Шкедт почувствовал, как ее хватка… ну, не то чтобы ослабла, но сдвинулась на дюйм; напряг плечо. – Все равно лучше б она помолчала!

– Я ломик прихватил, – сказал кто-то. – И отвертку. Вам нужно ломик или отвертку?

– После такого полета, – сказала Леди Дракон, – от него, небось, мало что осталось. Наверняка мертвый.

– Ёпта, – сказал Тринадцать, – там наверху мамка его!

– Я говорю: наверняка он мертвый! Слышишь меня?

Мам, отойди!

Вы его видите? Я ничего не вижу. Не слышу ничего. Ой, Бобби, Бобби! Слышишь – это я, мамочка! Умоляю тебя, Бобби!

Хватка внезапно провисла – Шкедту на миг почудилось, что он падает: Леди Дракон, не отпуская его, тоже склонилась в шахту. В ушах у него взревел ее голос:

– ТВОЙ СЫН УМЕР, ДАМОЧКА! – И Шкедта уже выволакивали назад. – Давай вылазь.

Тринадцать, недовольно кривясь, тряс головой.

Денни, пробравшись в первый ряд зрителей, держал моток бельевой веревки.

– Будешь его вытаскивать? Держи веревку. Мы подержим, а ты спускайся.

Шкедт взялся за сложенный вдвое конец, продел в него голову, затем руки. (Грифон и Богомол стояли с флангов.) Тринадцать, Денни и Леди Дракон распределяли другой конец между собой.

– Вы, главное, держите, – сказал Шкедт. – Я спущусь.

Он встал на колени на пороге, держась за край (одна мозолистая рука растворилась в грифоньем сиянии), спустил одну ногу, потом другую. Шахта холодила спину. Откуда дует – сверху, снизу? – не понять. Он сполз с края – пришлось отталкиваться от стены коленом, затем ступней.

– Ты там как? – спросил Денни; ноги расставлены, кулаки сжаты.

Шкедт заворчал, повиснув на веревке – она резала спину (вдавливая в нее что-то стеклянное) и резала под мышками.

– Порядок.

Под босой ногой заскользила косая поперечина дверного механизма. Носок сандалии заскреб по металлу.

Призраки по бокам от двери шатались, свешивались, светились.

Один раз он окликнул:

– Можно чуть побыстрее спускать. Я в норме.

– Извини. – У Тринадцати перехватило дыхание; веревку он тоже перехватил.

Шкедт оцарапал щиколотку о порог подвальной двери. Голая нога что-то нащупала и соскользнула – то ли машинное масло, то ли кровь.

Он повернулся – веревка на нем обвисла – и посмотрел на… наверняка мертв.

На миг в шахте воцарилось беззвучие – только ветер шелестел.

Наконец Леди Дракон крикнула сверху:

– Ну, ты там еще в норме?..

– Ага. – Шкедт вздохнул. – Обвяжу его веревкой. А вы поднимайте. – Он стащил веревку из-под мышек, через голову, но оставил болтаться на одном плече; наступил в мерзостную жижу, нагнулся и дернул ногой, застрявшей в почерневшем натяжном устройстве.

– …живой? – крикнул Тринадцать.

Шкедт опять вздохнул:

– Не-а.

Дернул за руку, прижал к себе, обняв за грудь, – а грудь мягкая. Рубаха мигом промокла насквозь. По руке потекла кровь. Шкедт встал, на шаг попятился. Ступня запнулась, высвободилась; по бедру стукнула нога – промочила штанину теплом до колена. Волоча обмякшее тело, потянувшись за веревкой, он подумал: и вот это возбуждает психованных любителей крови и ножей? Он подумал про Тэка, он подумал про Джорджа, поискал в себе праздных сексуальных позывов; и, к своему замешательству, нашел – крохотное тепло в паху, угасшее, когда он оскалился, а в липкой руке заскользила веревка.

– Еще пару футов спустите! – Что ж, прежде Шкедт его находил в изуродованных авариями автомобилях, в синем плюше, в корнях, во влажной древесине, с которой только что содрали кору.

На плечо упала веревка; вновь загомонили голоса восемнадцатью этажами выше:

Ой, мама…

Он цел? Шкедт, вы его нашли наконец? Бобби? Бобби, ты меня вообще слышишь?

Ой, мам, они же сказали…

Бобби, ты живой?

Он обмотал веревкой грудь, затянул неуклюжий узел – все равно что вязать узлы, когда руки в клею, – который, может быть, не развяжется. Бобби повалился Шкедту на колени – тяжелый, и босая нога заскользила назад.

– Тащите! – и Шкедт подергал веревку.

Разглядел, как веревка заструилась через порог, натянулась и замедлилась. Груз на коленях полегчал, отодвинулся. Кроссовка протащилась по ноге, стукнула о дверь, и опять махнула, и поднялась, капая ему на щеку. Основанием ладони он размазал пятно по лицу и шагнул назад.

«Господи боже!..» какой-то девчонки в дверях выключило все звуки, кроме ветра и гулкого голоса:

Бобби, Бобби, умоляю, ты меня слышишь?

Какой-то парнишка сказал:

– Во блин!..

А потом нервный смешок Денни:

– Ну и каша!..

Леди Дракон сказала:

– Так, я его отвязываю – спустите веревку шкету.

На дне шахты, босой пяткой опираясь на заляпанную ось поперек натяжного устройства, Шкедт смотрел вверх. На миг показалось, что к нему спускается кабина. Но нет – просто световая обманка: на краю зрения колыхались и мерцали два зверя по бокам от двери.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура