Круг синего света скользнул на усеянную камнями обочину, когда я шагнул к тротуару.
Они задрали головы – у двоих глаза алы, как кровавые пузыри.
Глазницы немого (он завертел головой) – как пустые чашки с опивками теней.
Горло резко обожгло дымом; дым сдуло. Я закричал:
– Вы что тут делаете?
Мексиканец подволок сапоги к бордюру. Женщина положила свободную руку немому на плечо.
Я посмотрел на их удивленную моторику. Она транслировалась их рукам, лежавшим на плечах слепонемого, и лишь из нее он черпал знание обо мне. Его лицо наклонилось; его рука сомкнулась на руке женщины – это мое знание о том, что знал он. А в мыслях: информации нужно так мало… Я объят светом, их глаза подернуты пластмассой, но, возможно, в сверхдетерминированной матрице его знание обо мне, транслируемое снова и снова, – даже полнее.
Меня пугали их красные глаза?
А чем видится мой синий зверь сквозь алые наглазники!
Закричали люди.
Я закричал громче:
– Что происходит? Что это такое? Вы
Кирпичноволосая негритянка покачала головой, поднеся ладонь ко рту, колеблясь – поджать губы, перебить меня или оттолкнуть прочь.
– Кто-то подложил бомбу в… Да? Так ведь сказали? Кто-то подложил.
– Нет! – громко возразил мексиканец. Он потянул слепонемого за плечи. – Не было никакой… ничего такого… – И поднял слепонемого на ноги.
Я обернулся и в светящемся мареве увидел, что ко мне шатко приближаются мужчины и женщины. А за этим маревом что-то замигало. Я рванул на мостовую.
– Не было никакой бомбы! – заверещал позади меня голос, то ли мужской, то ли женский. –
На лодыжку плеснуло теплым.
Меж горбатых булыжников текла вода, блестела ртутью под вспышками в просевшем черном небе. Улица – как серебряная сеть, и я помчался по ней, задел плечом какую-то женщину, которая повернула – с криком – исцарапанное лицо мне вслед, чуть не протаранил какого-то мужчину, но оттолкнулся от него обеими руками; внезапный порыв жара сверху обжег мне глазницы. Стиснув веки, я пробрался и сквозь этот жар, и сквозь очередную пыльную бурю, носком сапога запнулся обо что-то и едва не упал. Я кашлял и ковылял дальше, тылом ладони зажимая рот.
Загривок что-то погладило – очень холодное, я подумал, что вода. Но нет, просто воздух. Истекая слезами, с перехваченным горлом, отхаркивая застрявшую в нем пыль, я осилил еще шагов десять, а потом кто-то меня схватил, и я вынырнул, таращась в черное лицо.
– Тут Шкет! – закричала кому-то Леди Дракон и обхватила меня рукой, чтоб я не упал.
В паре шагов позади нее Флинт развернулся и увидел меня:
– А?
А позади него, против задника медленно копошащихся облаков, медленно осыпался со своей стальной паутины фасад двадцатиэтажного дома. Но до него было, наверно, кварталов пять.
– Боже правый!.. – сказал Б-г и оглянулся на меня. – Шкет, ты как, ты?.. – И тут звук настиг нас, затопив все вокруг, как вулкан по соседству.
Когда худшее миновало, я услышал, как у меня за спиной по-прежнему кричат люди: три разных голоса ревели распоряжения в толпе еще пятидесяти, которым было пофиг.
– Да блин! – сказал Б-г. –
Кто-то разбросал по всему тротуару кольца кабеля – похоже, от лифта. И они все были в масле: десять шагов по ним – и мы сошли на мостовую.
И крик позади нас разрешился одиноким, далеким, упрямым голосом:
– Да подождите, с-сука! Слышьте, мудачье,
Я обернулся.
Болид, работая кулаками, перегнувшись пополам и запрокинув голову, на всем ходу врезался во Флинта, и тот поймал его за локоть. Болид отшатнулся, задыхаясь и плача:
– Меня, сука, подождите! Ниггеры, с-сука, – он всосал вдох, громкий, как рвота, – чего вы не
– Ну хватит, – сказал Б-г. – Все хорошо уже.
Мне показалось, Болид, переводя дух, вот-вот рухнет.
Кто-то еще вылетел из дыма на улицу. Паук. Очень юный, очень высокий, очень черный и очень напуганный. Тяжело дыша, спросил:
– Болид цел? Я думал, на него стена, сука, упала.
– Он цел, – сказал Б-г. – А теперь
Болид кивнул и качнулся вперед.
Флинт отпустил его и пристроился ко мне. Его виниловый жилет припорошило штукатурной пылью.
– Эй, – сказал я. – Мне надо найти Ланью и Денни. Они собирались обратно в гнездо…
– Да ёпта, ниггер! – Болид вывернул голову и уставился на меня. Лицо изгвазданное, в том числе кровью. – К хуям этих белых мудил, а? Ты хоть