Дальгрен

Саламандр с галлонной бутылью нагнулся к Рисе. У него за плечом стоял Флинт. Саламандр подсунул руку ей под шею. Она уцепилась за штаны у него на колене.

Я встал, а Калифорния перебрался через ее лодыжки.

– Эй, Саламандр? Она ж и так уже пьяная! Ее стошнит, если будешь…

– Отвали, – сказал Саламандр. – Это вода. Она пить, блядь, просила.

– А.

Калифорния руками провел Рисе вверх по ногам. У нее в бедре задрожало сухожилие. Калифорния нагнулся.

– Ну харэ! – сказал Флинт и врезал Калифорнии по голове. – Не терпится, блядь? Дай ей попить. – Но Риса вцепилась Калифорнии в волосы, закряхтела и притянула его к себе. Флинт втянул воздух сквозь зубы и смотрел, как она пьет, пока Саламандр не опустил бутыль. По щеке у Рисы бежала вода. Риса выдохнула:

– …спасибо…

– Всегда пожалуйста, – глухо пробубнил Калифорния ей в промежность.

Видимо, ничего смешнее Саламандр в жизни своей не слыхал. Его аж скрючило. И он водой заплескал весь пол.

– Ты ее можешь в рот, – говорил Доллар Болиду. – Если хочешь, давай ты в рот, а я в пизду. Или ты в пизду, а я…

Я направился к двери. На полпути понял, что еще тридцать секунд – и обосрусь.

Вошел Сиам:

– Она все трудится?

– Праздник без конца, – сказал я и протиснулся мимо.

В коридоре Харкотт растирал шрам на груди.

– Народ там все развлекается? Господи боже. – Он, похоже, был недоволен.

Я спросил:

– Тебе-то досталось?

– Ага. Раньше еще. Но они, блядь, от этого снаряда вообще не отходят! Они ж ее уморят так.

– Это ты боишься, что дозреешь до добавки – а все уже закончится, – ухмыльнулся я. – Сходи глянь – может, доведешь ее до кондиции? – После чего я вошел в ванную, сдернул штаны и сел.

Ягодицы заплескало водой, и на шесть секунд живот скрутило спазмом, который начался в лодыжках. Потом отпустило. Хозяйство свесилось на фаянс, такой холодный, что пришлось подобрать рукой. (Костяшкам холодно; лучше им, чем хую.) Через дверь туалета я смотрел на Харкотта – тот все стоял в коридоре. Потом зашел в комнату.

«Грендальгрендальгрендальгрендальгрендальгрен…» – по-прежнему крутилось у меня в голове. Я вдруг сообразил, что плохо слушаю: цезура не на месте. Слово, что зазвучало в голове при оргазме и уже которую минуту звучало на повторе, было: «…Дальгрен…» Я подтерся куском второй полосы «Вестей Беллоны» за 22 января 1776 года.

Ответ на всё – власть. Тоже фальсификация: я же не говорю, как ее добился и как сохраняю. Я лишь документирую сторожкую прогулку по смутно зловонному саду ее ништяков.

Возвращаясь в постель на антресоли, я подумал, что хорошо бы зашла Ланья и ждала меня там с Денни (зная, что ее на антресолях нет, потому что я об этом подумал); и ее не было.

На антресолях я с минуту полежал на спине; потом перекатился и заехал Денни по плечу.

Он проснулся:

– Что?

– Понюхай мой хуй, – сказал я.

– А?.. – Потом раздраженно фыркнул, сел, нагнулся и пошмыгал носом. Ширинку я не застегнул.

Денни поднял голову, хмурясь:

– У тебя перхоть на лобке. – Он сморщил нос. – Это кто был?

Я засмеялся:

– Девчонка в дальней комнате. Риса. – Я ухмыльнулся ему. – Тебе-то досталось?

– А… я ходил, пока ты спал. Там в основном девчонки были. Я ничего не делал. – Он опять устроился в постели, спиной ко мне.

Глядя в потолок, я погружался в сон; из тех погружений, когда смотришь, как погружаешься, и все такое звенящее, и тонешь в этом звоне.

И проснулся: Денни лежал на мне, а я его обнимал. Он резко ахал, лицом вжавшись мне в шею, и терся о мой живот. Я сам не понял, с какой дури разбудил его процедурой, более или менее рассчитанной, чтоб его завести. Не останавливал его, но досадовал; так что грязью поливал (рычал ему в волосы: «…давай, хуесос недорослый; давай, тощий ты засранец…) всерьез; спустил он довольно быстро. Но к тому времени у меня снова встал. Он лежал на мне, а я в него как-то даже снизу тыкался. Но он сполз, чтобы мне отсосать. Видимо, я того и хотел, когда разбудил его изначально; но теперь уже нет.

– Не трать время, – сказал я ему, пригнув подбородок и глядя ему в макушку. – Ложись спать, а?

Но он все трудился (и совал палец мне в анус, я про это говорил, что мне про это говорил Кошмар), и тут спустил я. Он опять всполз мне под бок, и я обхватил его поперек живота, спиной к себе (как теплую собаку), и он порой ерзал, будто ему удобнее было бы на другой половине постели (вот точно, как пытаться заснуть с собакой), а я размышлял: если мне теперь надо воображать девчонок, чтобы кончить с парнями, может, я не так уж и бисексуален, как вечно себе твержу?