Дальгрен

– Ни хера себе. Я должен это видеть. Я вообще дома хотел остаться. Но на это я просто обязан посмотреть.

– У него все как у тебя, только еще крайняя плоть, – сказал Шкет. – Успокойся, а?

– Да пожалуйста! – Потрошитель широкой черной ладонью отмахнулся от сомнений. – Пожалуйста. – Засмеялся и пошел дальше.

Кошмар в гостиной обернулся и что-то Шкету сказал, но хохот изувечил слова до полной непостижимости. Остальные тоже хохотали. Густая Кошмарова коса блестела помадой. Бархат придавал алого щегольства его кожаному жилету, цепям на шее, окованным мотоциклетным сапогам и уставному ремню.

– Кошмар, – говорил Сиам (носивший теперь маленький бинт), – у тебя штаны сползли! Булки выпирают, как сиськи!

– Ёпта! – Кошмар погладил огромное плечо. – Они любят смотреть на мои мускулы! – От шрама остался только след.

Слушая смех, Шкет глянул на свое плечо.

Леди Дракон сидела на диване, скрестив ноги: белые «ливайсы», белые сапоги, водолазка из серебристого ламе и белая куртка «ливайс» с оторванными рукавами. Обычные цепи (навестила скобяную лавку?) сменились серебряными – или как минимум из нержавейки. Ногти выкрашены платиновым. Смехом обнажив большие пятнистые зубы, Леди Дракон запрокинула голову, и под жесткими волосами блеснул пот. Она была раскованна, элегантна и пугала до смерти.

Адам, бурый и унылый, в мешковатых штанах и кроссовках, примостился на подлокотнике дивана.

Малыш сидел перед ним на полу, поставив одну грязную ступню на другую, обнимая бугорчатые коленки, нечистыми ладонями обхватив нечистые локти, улыбаясь, как довольная белобрысая крыса.

– Эй! Эй, харэ! Вы послушайте! – Откровение – белокурее Тарзана (который стоял у кухонной двери и непонятно дулся), белокурый, как Зайка, – пристроился на спинке кресла, перевернул «Вести» и сдвинул цепи вбок. Цепей он носил вдвое больше остальных, сплошь латунь и медь. – «…Вчера под вечер ходили по улицам Джексона, вселяя страх в местных жителей». Как вам? Вы вчера вселяли страх в негров? А? – Кожа у него лучилась розовым – с некоторыми бледными телами так бывает от сильного мороза или сильной жары. – «…Творя акты вандализма, ущерб от каковых не представляется возможным оценить, буйная банда черной и белой молодежи, увешанной цепями, которые мы привыкли видеть на скорпионах…»

– Ничего мы не вселяли! – Денни (черная рубашка, серебристая бахрома под цепями-жилетами) сидел под стенкой. – На улице и не было, сука, никого!

– Это потому, что вы вселили в них страх, – объяснил Откровение. – Что непонятно?

– «…вломились во „Второй Сити-банк“»?..

– Ёпта, – сказал Шиллинг (одолживший у Денни одну рубашку), – мы же вчера ничего не сделали.

– Мы, блядь, банк ограбили! – возразила Накалка (конфисковавшая другую). – Как это «ничего не сделали»? Мы ограбили целый, сука, банк! – И она в восторге заломила руки.

– Бля. Банк? – переспросил Кошмар. – Круто вы поднялись, люди.

Паук, самый молодой, самый черный и самый дылда у Шкета в гнезде, привалился к стене, потирая цепи на груди, зеркаля Адама.

– «…при нынешнем положении в Беллоне ни одного участника подобного инцидента практически невозможно идентифицировать. Все имеющиеся у нас сведения поступили от людей, сидевших за прикрытыми ставнями и запертыми дверями…»

– Так и вижу, – сказал Доллар слишком громко даже в царящем веселье, – как эти мудоебы пялятся на нас в глазки́. Сидят и пялятся, сука!

– «…численность их, по разным оценкам, составляла от сорока до маловероятных плюс-минус двухсот человек…»

– То есть что, – вопросил Саламандр, удовлетворенно растягивая губы, – мы вдвадцатером нашумели так, что они решили, будто нас под двести?

Он стоял триумвиратом с Харкоттом и Флинтом; все трое, верные принципам, переодеваться не стали.

На Флинте черный виниловый жилет.

На Харкотте проектор, и шрам, и бирюзовая пряжка.

Между Харкоттом и Саламандром Шкет заметил миниатюрную девушку в бордовых джинсах. Голубая блузка очень чистая, но мятая. Девушка то и дело подносила руку к воротнику, разглаживала, осматривала себя и снова разглаживала воротник. Впервые Шкету показалось, что она красивая. Он прикинул, какой видел ее прежде и что изменилось.

– «…плюс-минус двести человек, – повторил Откровение, – что мы предпочли бы…»

– Может, это не про вас? – предположила Леди Дракон.

– А про кого?! – возмутился Жрец.

– Я так думаю, вчера банк грабили только, сука, мы!

– «…списать на нелепое преувеличение!» – и от этого Откровение так заржал, что помял газету.

– Ну мы, блядь, на тусовку пойдем уже или как? – осведомился Собор, обеими руками взявшись за косяки и всей тушей качнувшись через порог в комнату. Затем обратно. Оптические цепи блестели на оплывшей бурой шее, дважды перечеркнутой складками жира. – Чего ждем-то?

Шкет ухмыльнулся, кивнул – и изумился тишине.

– Двинули!

Следом за ним, вновь крича и хохоча, они высыпали к двери и спустились с крыльца.

Перец поспешно посторонился.

– Не передумал? – спросил Шкет.

Перец выдал свою изуродованную улыбку:

– Не, чего-то не тянет. Мне такое не по кайфу. – И стрельнул глазами прочь.

Шкет проследил за его взглядом.