Дальгрен

Внутри стояла жара, и даже Шкет порой недоумевал, как они спят в этой обугленной полутьме. Четверо, в том числе девушка, нагишом лежали на большом матрасе в углу, вяло потели, шипя выдохами не в такт. Собор, привалившись к стене, читал книжку с оторванной обложкой (…«Медные орхидеи»: Шкет узнал титул). Из уважения к спящим штору Собор не поднял. Лев, припав к подоконнику, читал у него через плечо.

Шкет вошел.

Джун, опять поднеся руку к лицу, шагнула следом.

Дверь чулана сняли и положили на коробки. С нее свисал на пол открытый спальник. На нем спали вместе мальчик и девочка, оба длинноволосые. Оба не скорпионы, и мальчику (ладошка обхватила девочкину шею), похоже, крепче спалось бы в коммуне.

Кто-то (Ангел?) рылся в чулане. Там что-то рокотало, и падало, и урчало, и все это перемежали «…ёпта…», и «…с-сука», и «…ёпта!..», и «…ёпта…».

С тех пор как Шкет в последний раз сюда заходил, на стену повесили плакат с Джорджем в образе Луны. Вокруг наклеили полдюжины разворотов из «Плейбоя», две обложки «Черной подвязки» и толпу голых женщин, играющих в теннис в каком-то лагере нудистов.

Джун до дрожи стиснула кулачки в подоле зеленого свитера.

Притворство, подумал Шкет. Как, впрочем, и это вот все.

– Эдди? – Ручки трясутся, а голосок-то твердый.

– А?.. Ой, привет… – Оказалось, блондин с квадратной челюстью, который наезжал на Перца. – Что ты тут… секунду погоди. – Он спихнул одеяло с ног и принялся шнуровать кроссовки. Застегнул джинсы, поискал жилет. Волосы, светлые, как у сестры, сидели у него на голове мятым упругим шлемом золотой фольги, который был ему велик.

– Я… я никогда в жизни такого не видела! – тихонько возмутилась Джун. Лицо такое, будто вместо молока ненароком глотнула апельсинового сока. Даже вслух произнесла слова: – Эдди… это правда ты?

– Секунду погоди, – повторил блондин, натянул жилет и шатко встал на матрасе.

Шкет воображал, что старший брат у Джун помладше. На лбу морщины. На висках залысины. У меня-то рожа детская, подумал Шкет; а ему, наверно, дашь чуть больше двадцати пяти; но в движениях есть некая юношеская неуверенность. Как у сестры. Глаза и верхние губы у них одинаковые. Нижняя у него полнее – скорее как у миссис Ричардс. Эдди подошел.

– Ты чего тут?

– Мы думали, ты уехал из города, Эдди! – Она посмотрела ему за плечо, опять в лицо. – Ой… если б мама с папой тебя здесь увидели, вот так вот, они бы… умерли… взяли и умерли…

– Тебе чего?

– Поговорить. Повидаться. Проверить, правда ли… Нам сказали, что кого-то видели, он был на тебя…

– Секунду погоди, – опять сказал Эдди. – Мне надо в… то есть я только что встал. – Он коснулся ее плеч и мимо Шкета вышел в коридор. – Я сейчас…

Калифорния заворочался на матрасе.

Собор оторвался от книги.

Глаза Джун метались по сумеречной комнате, разок наткнулись на плакат, увильнули.

– Мне твоя книга очень… по-моему, очень мило… где ты написал про нас, когда… ну. – После паузы она прибавила: – Эдди живет тут с тобой… А давно он…

Шкет пожал плечами.

– Маме книга тоже нравится, – еще помолчав, сказала она. – Подарила ее нескольким…

Она не закончила, и тогда он сказал:

– Передай ей от меня привет.

– Да ты что! – Спустя миг она захлопнула рот. – Ой, ты что, я не могу…

Не стоит злости, решил Шкет. Прислонился к косяку. Ангел выглянул из чулана, сказал:

– Чё?.. – не получил ответа, дернул плечом и опять удалился.

Я не отвечаю, потому что нечего сказать. Она отворачивается и невидящим взглядом сверлит какую-то груду постельного белья на полу – уверена, что ответа требуют от нее.

Можно уйти – пускай ждет одна.

– Осторожно, – за его спиной сказал Флинт.

Шкет обернулся.

– Держу. – Харкотт подкинул лодыжки Доллара под мышкой.

– Свалите его там где-нибудь, – сказал Саламандр. – Оклемается.

Джун тоже обернулась. Шкет оценил, как прекрасно, невзирая на нервозность, она выказала интерес, но воздержалась от истерики.

Долларово плечо долбанулось об дверь.

– Вон туда его, а? – Флинт бесцеремонно схватил Доллара за локоть и втащил в комнату.

– …видал? Видал, как они его отделали? Он снаружи стоял, и все, не убегал, ничего, а они к нему. Ёксель, не очень-то даже и старались. Саламандр как врезал ему в третий раз, он и упал. Даже нос не расквашенный. Вот глаза нехорошие, это да…

Щека под глазом распухла и ободрана. Руки у Доллара хлопали по бокам. Ремень расстегнут.

– По-моему, придуривается, – сказал Саламандр Шкету, скребя голову ногтями. – По-моему, не хотел, чтоб его дальше били, и придуривается. Но придуривается неплохо так.

– Не побежал, когда вас увидел? – спросил Шкет.

– Куда ему бежать? – Саламандр левой рукой обхватил правый кулак. Веснушчатые костяшки кровоточили. – Вон туда его киньте.

Шкет посмотрел, но рук Флинта ему не было видно.

Из чулана опять вышел Ангел, огляделся, сказал:

– Да господи боже… – потряс головой и опять удалился.

Собор под окном закрыл было книгу, но снова открыл.

– Его положили к Эдди на?.. – начала Джун.

Двое в дверях переступили с ноги на ногу. Контрапунктный храп голых скорпионов ни на долю не сбился.