Шкет посмотрел на его руки, на его ноги, на его пах. У него самого слегка затекла спина под стенкой. Денни, переменив рисунок движений, принялся, не глядя на Шкета, складывать джинсы. Чтобы плечам стало полегче, Шкет подался вперед. Потом протянул руку, и забрал у Денни джинсы, и швырнул в угол, к сапогам и одеялам. В лице у Денни, чьи глаза искали что-то – не Шкетовы глаза, – вместо смущения нарисовалась неприязнь.
Шкет улыбнулся, а улыбка обернулась тихим смехом в доме спящих:
– Да ладно тебе.
Денни наклонился вперед. Потом сипло сказал:
– Странно, да, что я теперь-то психую?
Сухая горячая кожа коснулась Шкета, вжалась в Шкета, рука разделила их плечи: жесткое основание ладони, четыре легких нажатия и большой палец по всей длине. Шкет посмотрел, как его трогают обведенные черным ногти. Рукой обхватил Денни за плечи, накрыл мальчишеские пальцы своими. Подумал:
– Эй… – Шкет провел рукой по костлявому стеблю хребта вниз, туда, где плоть утолщалась, смягчалась. Потом вверх. И вниз. – Эй, ну кончай. Что такое?
Денни все трясся.
– Ничего.
Я боюсь. И хочу все это прекратить. Нет уж, блядь!
– Тогда давай. Расслабься. – Шкет еще отполз от стены по груде одеял. Покачал Денни, удерживая на себе. Тот отвернул голову, и Шкету пол-лица залило желтым.
– Если мы будем просто лежать вот…
Под антресолями кто-то заворочался. Денни снова задышал только на счет «три»; и продолжил:
– …вот так, мы вообще ничего не сделаем.
Валяй тогда, делай что хочешь, откликнулся гнев. Перекатывая во рту эту невысказанную фразу, Шкет сообразил: я его старше на двенадцать лет. И сказал:
– Соси давай.
И это, понял он, когда зашебуршилось по груди и животу, когда налилось жаром в паху, откликнулось вожделение. Он протянул руку к волосам и сгорбленным плечам у себя между ног. Коленом, снова и снова толкая, перекатил Денни на бок. Тот держал его за бедра. Соитие длилось, напряженно и усердно, пока Денни, уже не держась, не замолотил головой примерно Шкету в бок.
– Нормально?.. – пропыхтел Шкет и его отпустил. Продвинувшись к оргазму на четверть, он согнулся, жестко вжимаясь пахом в бок, в бедро, хоть во что-нибудь.
– Эй… – Денни лежал на спине, тяжело дыша. Поднял руку – костяшки блестят, на них серая слизь. – Я, кажись, кончил. – Он ухмыльнулся. – И что мне с этой фигней делать?
– Съешь, – ответил Шкет. – Ты же обычно съедаешь?
– Ага. – Денни снова перевел взгляд на потолок и сунул костяшку в рот, повернул руку, облизал ладонь.
Шкет закинул руку, от усилий вспотевшую, поперек узкой, твердой и по-прежнему сухой грудки Денни, погладил его по костлявому бедру. Денни вынул два средних пальца изо рта.
– Ты так и не кончил?
– Не-а.
– Тогда… тогда делай, как ты хочешь.
Ага, подумал Шкет, это гнев. И рассмеялся.
– Когда я был маленький, – сказал Денни и прижал тыл ладони к открытым губам, – у нас на районе были два пацана, братья, самые сильные ребята. Я хотел быть как они. И они мне один раз сказали, что они такие сильные, потому что съедают молофью друг у друга. Я тогда не понял даже. Я еще даже не дрочил, да? – Денни повернулся, посмотрел на Шкета. – Потому что, видимо, белок. Ты тоже так?
Шкет покачал головой:
– Нет.
– А откуда знаешь?
Шкет пожал плечами:
– У тебя по лицу видать, что ты так делаешь.
– То есть?
– Не знаю. – Шкет сжал тугой мускул под бумажной кожей у Денни на плече. – Может, потому, что ты сильный. Они, значит, не врали. – Он закинул ногу на ногу Денни, резко сел. Волосами задел потолок и пригнулся. – Тебе же нравится, нет?
Денни снова ухмыльнулся и скользкой ладонью взял Шкета за член. Шкет покачал. Денни сказал:
– Тебе нравятся девушки?
Шкет удивился:
– Ну да.
– Хочешь выебать девушку?
– Лучше открой рот, а? Или перевернись.
– Секунду. Пусти, я встать хочу…
– Эй, слышь, ты просто…
Но Денни отбился и встал. Оттолкнул Шкета, и тот, в досаде и любопытстве, не воспротивился.
– Я сейчас, – прошептал Денни и спрыгнул с платформы.
Шкет вздохнул и сунул руку между ног. Может, я и псих, подумал он, но этот – ебанько! Сунул руку под плечо, разгладил складку одеяла. Глянуть вниз?.. Не. Он смотрел в потолок, который задел головой. Бывшие владельцы выкрасили потрескавшуюся штукатурку белым, не зашпаклевав.
В комнату кто-то вошел.
Она сказала:
– Где?
Денни сказал:
– Наверху, у меня в постели. Иди.
Платформа затряслась – кто-то взбирался по лестнице. Шкет глянул. Над краем появились ее спутанные со сна кудри, ее ошеломленные глаза, ее улыбающийся рот. Она сказала:
– Я… – хихикнула и добавила: – Привет.
– Ты лезь, лезь, – велел голос Денни.
Она оглянулась:
– Я и лезу. – Перебралась через край и подползла – груди, болтаясь, стукались то о плечи, то друг о друга.
Она приносила ему виски в ванную, когда он весь изгваздался в крови.
– Эй! – сказал Шкет. – Как дела?
Она снова улыбнулась и села по-турецки – в треугольнике между пяткой, пяткой и пахом темная чаща.
Денни тоже взобрался, оперся на локти, ухмыльнулся.
Меня используют, подумал Шкет. Только непонятно для чего.