Далеко от неба

— Пошли. У моей Катюхи кладовочка здесь имеется. Она тут уборщицей. Рядом стоять будешь, не догадаешься ни фига. Там раньше бюст вождя находился, теперь заместо него чучело поставили.

— Какое чучело?

— Тезки моего, Михаила Ивановича. Считается, что ребятня в его присутствии дисциплину соблюдает, а они под него целоваться прячутся. А Катька там швабру, тряпки и всякий шурум-бурум сохраняет.

На ходу сообщая Ермакову пикантные подробности жизни музыкальной школы, Михаил провел его в небольшой зал, поднялся на огороженную вылинявшим красным бархатным занавесом сценку и подвел к большой тумбе, на которой было укреплено чучело огромного медведя. Сковырнул ногтем какую-то незаметную зацепку и открыл небольшую дверку. Внутрь тумбы пришлось забираться, согнувшись чуть ли не вдвое. Только кое-как пристроились на каких-то ведрах и тряпках, в коридоре послышались шаги и голоса. Скрипнула дверь и яркий луч мощного фонарика внимательно стал обшаривать пространство зала.

— Да тут у меня и муха дурная не залетит, не то чтобы кто посторонний, — суетливо убеждал сторож проценковского профи. — У нас с этим делом строго. Материальная ответственность за сохранность…

— Дурная-то как раз и залетит, — не согласился тот.

— Двери все запертые, сами видели…

Луч фонарика высветил оскаленную морду медведя.

— Ни хрена себе! Это что за бабай там корячится? — в голосе непрошеного гостя проскользнуло невольное уважение к размерам и страхолюдности зверя. Его опущенная было рука с пистолетом снова заняла исходное для любых неожиданностей положение.

— Подарок, — охотно объяснил сторож.

— Пацанам, что ль? Музыке учить? — коротко хохотнул боевик.

— Зачем пацанам? Напоминание населению об окружающей жизни.

— Закон тайга, прокурор — медведь!

— Вроде того. Раньше тут партейный райком размещался. Вот охотнички к седьмому ноября и расстарались, чтобы понимание имелось, кто и где здесь хозяин. Раньше он внизу, рядом с Доской почета находился. Так один очень ответственный товарищ из области с похмела в штаны наложил. Только очки нацепил, а тот как рявкнет…

— Кто?

— Мишка, гад, Тельминов. Он как раз за чучелом стоял, на прием дожидался. В носу, говорит, с партейного перегару засвербело. Ну и не то чихнул, не то еще чего.

— Весело вы тут живете.

— Не скучаем. Хотели потом этого зверюгу на герб района разместить — хрен вам, запретили в категорическом порядке. Так что никто из посторонних, кроме вас, за последнее время сюда не приближался. Тут, не считая привидений, в вечернее и ночное время никого. Получается, уважаемые господа-товарищи, зря вы кипиш подняли.

— Надыбал чего? — заглянул в зал еще один проценковский.

Вместо ответа его коллега снова осветил фонариком морду медведя.

— Красавец! У меня тоже голяк. Все обшманал. Только падлой буду, отсюда шмальнули. В коридоре порохом шибает.

— Я и объясняю вашему товарищу — привидения! То порохом, то водярой, а то, прошу прощения, гавном. Причем исключительно в ночное время. Днем они такого себе не позволяют. Сейчас темнеть начало, вот и запахло.

— Ты, дядя, горбатого нам не лепи, тебе же хужей будет.

— Привидения вообще запаха не имеют по причине бестелесности, — пояснил тот, который, желая блеснуть эрудицией, несколько минут назад вспоминал про «кровавых мальчиков».

— Может, где и не имеют, а у нас полный срач по причине партейного происхождения. Особенно один достает — из бывшего отдела по этой самой… по кадровой идеологии. Как мимо пройдет, хоть на улицу выбегай. Исключительно тухлой рыбой отзывается. Говорят, поп к нам прибыл, так я планирую на ближайшее время сюда его замануть, пусть сообразит, как от этих пережитков прошлого избавиться. А то никакого спокоя. За такую зарплату я еще ихние ароматы нюхать должен.

— Ну, ты и трапездон! Кончай гнать картину, не борзей! А то я из тебя самого сейчас привидение сделаю. Последний раз спрашиваю…

В это время с улицы послышался предупреждающий свист, вслед за которым раздался выстрел. В ответ прозвучало сразу два выстрела. Похоже, начиналась перестрелка. Нежданные гости переглянулись и, ни слова не говоря, побежали к выходу. «Видать, оказывать помощь кому-то из своих» — решил сторож. Понимающе хмыкнул и по привычке, выработанной за долгие часы своего профессионального одиночества, сам себе вслух объявил:

— Спрашивай, не спрашивай — за такую зарплату никаких показаний давать не обязан. Порохом ему шибает. Еще не так шибанет, ежели будешь нос совать, куда не положено. Чего таращишься, шкура барабанная? Верно говорю? — уже в дверях обратился он к медведю.