Далекие часы

— Она мне так толком и не объяснила. Он был не вполне вменяемым старым джентльменом, писателем, как и она… верил, что его персонажи обрели жизнь и преследуют его. Однажды я наткнулась на него, по ошибке. Повернула не в ту сторону и оказалась у его башни… он изрядно напугал меня. Возможно, она имела в виду именно это?

Вполне вероятно; я мысленно вернулась в деревню Майлдерхерст, к историям, которые слышала о Юнипер. Провалы в памяти, которые она не могла восполнить. Должно быть, девушка, которая и сама страдала от приступов, особенно боялась при виде того, как отец в старости теряет рассудок. К сожалению, боялась не напрасно.

Мама вздохнула и рукой взъерошила волосы.

— Я все испортила. Юнипер, Томас… а теперь ты ищешь новое жилье из-за меня.

— Нет, неправда, — улыбнулась я. — Я ищу новое жилье, потому что мне тридцать лет, и я не могу оставаться дома вечно, пусть даже ты завариваешь чай намного лучше меня.

Когда она тоже улыбнулась, я испытала прилив приязни, волнующее глубокое чувство, которое пробудилось только сейчас.

— И это я все испортила. Мне не следовало читать твои письма. Простишь ли ты меня?

— Тебе незачем спрашивать.

— Я просто хотела узнать тебя получше, мама.

Она легонько погладила меня по руке, и это означало, что она все понимает.

— Мне отсюда слышно, как бурчит у тебя в животе, Эди, — только и вымолвила она. — Пойдем на кухню, я приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое.

Приглашение и новое издание

Как раз когда я ломала голову над тем, что случилось между Томасом и Юнипер и доведется ли мне когда-нибудь это выяснить, произошло нечто совершенно неожиданное. Была среда, время обеда, мы с Гербертом возвращались с Джесс с традиционной прогулки по Кенсингтонским садам. Возвращались намного более хлопотливо, чем можно вообразить: Джесс отказывалась идти и ничуть не скрывала своих чувств, выражая протест остановками через каждые полсотни футов, обнюхивая канавы в погоне за тем или иным таинственным запахом.

Мы с Гербертом переминались с ноги на ногу в ходе очередных поисков, когда он поинтересовался:

— А как дела на семейном фронте?

— Вообще-то получше. — Я вкратце пересказала ему последние новости. — Не хочу торопить события, но, полагаю, в наших отношениях забрезжил новый и яркий рассвет.

— То есть ты отложила переезд?

Он оттащил Джесс от лужицы подозрительно пахучей грязи.

— О боже, нет. Пана твердит, что купит мне личный халат и приделает в ванной третий крючок, едва только поднимется с постели. Боюсь, если я не сбегу в ближайшее время, мне уже не спастись.

— Звучит ужасно. Нашла что-нибудь подходящее?

— Вариантов хватает. Осталось только выбить из босса немалую прибавку к жалованью, и тогда я смогу позволить себе переезд.

— И каковы твои шансы?

Я покачала рукой из стороны в сторону, как кукловод.

— Что ж. — Герберт передал мне поводок Джесс и полез за сигаретами. — Хотя твой босс не наскребет на прибавку к жалованью, у него имеется неплохая идея.

— Какая еще идея? — подняла я брови.

— Отличная, на мой взгляд.

— Вот как?

— Все в свое время, Эди, милочка. — Он подмигнул мне поверх сигареты. — Все в свое время.

Мы завернули за угол на улицу Герберта, когда почтальон как раз собирался бросить несколько писем в щель дверного ящика. Герберт коснулся шляпы, сунул пачку писем подмышку и отпер дверь, чтобы впустить нас. Джесс по привычке засеменила прямиком к трону из диванных подушек под столом хозяина и удобно устроилась, прежде чем кинуть на нас взгляд, полный обиженного негодования.

У нас с Гербертом была своя традиция после прогулок, так что когда он закрыл дверь и произнес: «Пиршество или почта, Эди?», я уже была на полпути к кухне.

— Я приготовлю чай, — пообещала я. — А ты прочти письма.

Поднос уже стоял на кухне — Герберт весьма привередлив в подобных вещах, — и свежая партия ячменных лепешек остывала под кухонным полотенцем в клеточку. Пока я накладывала сливки и домашнее варенье в небольшие горшочки, Герберт выискивал наиболее важное из дневной корреспонденции. Я внесла поднос в кабинет, когда он воскликнул:

— Так-так!

— Что это?

Он сложил письмо и поднял голову.

— Предложение работы, полагаю.

— От кого?

— От довольно крупного издателя.

— Какое бесстыдство! — Я протянула ему чашку. — Полагаю, ты напомнишь ему, что у тебя уже есть превосходная работа.

— Я бы напомнил, — ответил он, — вот только предложение направлено не мне. Им нужна ты, Эди. Ты и никто другой.

Как оказалось, письмо прислал издатель «Слякотника» Раймонда Блайта. За исходящей паром чашкой дарджилинга и щедро намазанной вареньем лепешкой Герберт прочел письмо вслух и еще раз пробежал его глазами. А затем, поскольку, несмотря на десять лет в издательском деле, удивление лишило меня малейшей возможности мыслить самостоятельно, изложил его содержание самыми простыми фразами, а именно: в следующем году планировалось новое издание «Слякотника» в честь его семидесятипятилетнего юбилея. Издатели Раймонда Блайта желали, чтобы по такому случаю я написала новое вступление.

— Ты шутишь… — Я покачала головой. — Но это просто… невероятно. Почему я?