Задумчивый и будто весь — телом, мыслями — далекий от этой василинской дачи, от разговора, в общем-то интересного и тяжелого для него, Модест Петрович сидел не шелохнувшись. И он действительно был далеко отсюда, так далеко, что, пожалуй, забыл, где он и что делает. Что ж, в истории развития техники были и будут свои революции, жестокие катаклизмы, но всегда на обломках старого, как на хорошо возделанной почве, расцветало новое. Впрочем, не по мановению волшебной палочки. «Старое» готовило и проторяло дорожку «новому». Готовило! Проторяло!.. Помнить только об этом надо, а все остальное — естественный процесс… Вот и он дал жизнь не одной системе зенитных пушек. По их макетам, расставленным бережно на полках в кабинете, он читал, словно по дневнику, свою жизнь, по частичкам, крупицам вложенную в каждую из этих систем. И бог знает, сколько и что бы он еще сделал. Вероятно, и новый комплекс занял бы свое место, не окажись он, Модест Петрович, поставленным судьбой на рубеж новой эры. Да, была эра артиллерии, теперь грядет эра ракет… И на таком рубеже — он твердо знал — понять приближение исторической необходимости и встретить ее с достоинством — это тоже мужество.
И ту мысль, которая теперь неотвязно вертелась на языке, он как бы сам с собой, наедине, повторил вслух:
— Нам свойственно надеяться, что ребенок родится живым… но случается, хотя в природе все закономерно, он появляется мертвым…
— Уж не мне ли, дорогой коллега, вещаете? — Бутаков, скрестив руки на груди, глядел с веселой насмешливостью.
— Как говорится, сапиенти сат — умному достаточно, — вздохнул Модест Петрович. — Рукоплещите, комедия окончена.
«Черт бы его подрал! Верно, комедию ломает, — подумал Василин. — И этот тоже… вахмистр! Хитрит, не открывается!..»
Все складывалось не так, как он, Василин, замышлял. Кравцова надо было бы припереть наедине, пусть отвечает, как и что они там, в Генштабе, думают. Надо быть в курсе, быть готовым! И пусть выслушает его, если этот Модест Петрович закис и не способен ни на что. И чтобы выслушал без свидетелей. Без Бутакова и его присных. А теперь поди оттащи его. Ишь как красуется! А Танкова надо взгреть! Полковник, личный представитель… Вот бы сейчас с «Сатурном» — сюрприз…»
— «Катунь» — это еще… бабка надвое сказала. Пусть не обижается Борис Силыч — говорил ему об этом. Да и только ли на «Катунь», как на волшебную дубинку, надеются высокие умы в Генштабе? Не сказочками ли себя потчуем? И не шапками ли закидывать собираемся? Было ведь!.. — От сдержанной напряженности у Василина металлически подрагивал голос. — Все побоку, под нож. Давай только «Катунь»! А чем встречать, если завтра поднимутся всякие «суперы» да «летающие крепости»? Плюем в колодец, но, как говорится, еще пригодится…
— Зачем же так, Михаил Антонович? — Кравцов протянул с игривостью — э-э, мол, понятно: голодной куме все хлеб на уме. — Революция в военном деле — не стихийное явление. Направляется! Предусмотрена разумная постепенность, несколько фаз с учетом поддержания потенциального уровня мощи оружия и армии. Есть еще моменты… Вверху озабочены — рационально вкладывать деньги в оборону. Кстати, на «Катунь» они идут целевым назначением.
Василина передернуло: тоже мне — циркач, умник! Будто без него все это неизвестно — детям глаза открывает! Махнул пухлой рукой — мол, рассказывай. Демонстративно отворачиваясь, бросил:
— Деньги глаз не имеют и не знают, за что их отдают.
— Ну, не скажите! — Кравцов переступил на каблуках, рассмеялся: — Сейчас им начинают вставлять глаза.
— Так, так, хорошо! — словно обрадовавшись, проговорил Василин и вдруг обернулся резко, ткнул пальцем в сторону Модеста Петровича и — холодно: — А вот в его комплекс, в «Сатурн», денежки вложены, осталось немного. Тут как, хозяева, посчитаете?..
— Э-э, Михаил Антонович, — прищурился понимающе Кравцов, — дело мертвое.
— Как это… мертвое? — Василин нахохлился, как перед дракой, всплеснулись полы серого пиджака. — Но рано ли похороны? А если… завтра «Сатурн» скажет свое?..
Кравцов будто не слышал, спокойно сказал:
— Проще на автоматы, на винтовки получить ассигнования, чем на комплекс. Модернизация, улучшение зенитных пушечных комплексов бесперспективны. Пушки остаются пушками. Нужны кардинальные… да, революционные изменения. Ракеты идут им на смену. Так что считать деньги — еще не главное, все взвешивать, видеть перспективу, а потом считать — вот где ключ.
Нет, возможно, Михаил Антонович и не взорвался бы, нашел силы сдержаться, парировать эту, подумаешь, логику, но безапелляционный, поучающий тон — и кого? — Васьки Кравцова, вахмистра этого, а главное, стало ясно, что расчет с приглашением не оправдался, рухнул, — все это вытерпеть оказалось выше его сил. Он побагровел и, словно сразу сорвавшись с той невидимой защелки, что держала его, забыв о сердце и возрасте, забегал вокруг инкрустированного столика, забегал трусцой, взмахивая рукой, вздергивая правым плечом: