— Согласен, — мягко улыбнулся Сергеев, уловив настроение маршала. — И вот наши предложения. Пока не объединять, дать возможность новому ребенку окрепнуть, набраться сил. А в том, что он будет богатырским, мы не сомневаемся. После же объединить под одним командованием. Но это уже будет другая основа. Не боюсь сказать, основа, где первое место будет принадлежать ракетам, а позднее — пройдут немногие годы — и единственная. В этом уверен. Подробное обоснование — в записке.
Послышались хлопки — четверо или пятеро коротко отшлепали ладонями. Сергеев хотел что-то еще добавить, но его смутили аплодисменты. Он пожал плечами, сел. Напряженно согнувшись, будто под тяжестью, ни на кого не глядя, сидел Танков, уставившись в стол.
Василин процедил сквозь зубы:
— Артисты! Аплодисменты срывать…
Может, немногие обратили внимание на его реплику. Алексей глядел на Танкова, и слова Василина скользнули мимо сознания: он вновь мысленно перенесся к тем, утренним событиям: «Эх, Танков, Танков, трудно тебе…»
Он ощутил на себе взгляды многих сидевших за столом, — почувствовал еще до того, как до него дошел смысл тех слов, какие, оказывается, говорил Янов:
— Повторяю. Хотелось бы услышать мнение тех, кто только что из войск, с полигона… Вы, товарищ Фурашов?
Алексей встал, краснея и теряясь, — что скажет?
Словно угадав его замешательство, Сергеев отозвался:
— Скажет, товарищ маршал! Глас народа — глас божий…
— Мы тут, Георгий Владимирович, не на ассамблее шутников. — Янов улыбался. — Так что давайте серьезно. А то реплики подаете, союзников агитируете.
— А что, товарищ маршал? Честная игра! Правда за нами!
— Правду нашел! — проговорил Василин. — Тоже — Скобелев на белом коне!..
Янов протестующе поднял руку:
— Давайте послушаем… Прошу, товарищ Фурашов!
Пауза оказалась для Алексея спасительной: спокойствие почти вернулось. Ну что ж, он скажет прямо, что думал… Идея о слиянии — о ней только и говорили в последние дни на их этаже во всех, комнатах. Танков бегал взмыленный — готовил Василину справку.
— Не знаю, будет ли это предложением, товарищ маршал… Но новое, по-моему, должно набирать рост свободно, без препятствий — любых, больших и малых. И поэтому… объединять — это вроде оставить карася один на один против щуки… — Понял поздно — хватил через край, за столом оживились — и стушевался: — Извините, кажется, не совсем так…
Посыпались реплики:
— Ого! Видно, рыбак!..
— Понимает, что к чему!..
— Говорил же! — озорно, победно оглядывая всех, воскликнул Сергеев. — Почему — «не так»?! Правильно сказал Фурашов!
Василин, угрюмый, насупившийся, качнулся на стуле:
— Гляжу, товарищ маршал, здесь умников… — и не договорил, будто оступился, разом побагровел: — Я по команде подам докладную Военному совету. Пусть рассудят.
— Пожалуйста, — согласился Янов и кивнул Фурашову — сесть. Рука снова прошлась по скобочке волос вперед-назад. Видно, настроение у него поднялось, разгладились морщины на лбу, из-под кустиков бровей глаза смотрели спокойно. — Пожалуйста, — повторил Янов. — Ваше право… Мы для этого и собрались, чтоб узнать мнение. Кто еще? Нет желающих?.. Свободны.
Он почувствовал — отпустила ноющая боль, как клещами сжимавшая грудь с самого утра. «Эти «сергеевцы», — он улыбнулся пришедшему на ум определению, — не дипломаты, и это понятно! Вот Фурашов — все, что думает, в открытую, прямо… Но за ними — верно! — правда, будущее, и они это понимают, и — напролом, уверенные!.. А дипломатию еще поймут, познают…»
Фурашов поймал косой, острый, как лезвие, взгляд Танкова, подумал о себе: «Теперь держись, стратег!»
Выходя из кабинета маршала, толпились в приемной, закуривали, договаривали недоговоренное или совсем невысказанное. Сейчас разойдутся по кабинетам — и тогда возможность такая исчезнет. Фурашов в узком дверном тамбуре услышал позади себя, у самого затылка, вкрадчивый, с иронией голос Танкова:
— А вы герой! Ишь как смело…
Алексей вспыхнул, шагнув в приемную, обернулся, еще не зная, что ответить Танкову, и оказался лицом к лицу с Василиным.
— Герой! — сказал тот. — Артисты!.. Вон, наставление запорол, теперь придется расхлебывать! А в небо рвутся…
— Ничего не запорол, Михаил Антонович! — насмешливо воскликнул Сергеев. — Наоборот! Сам Борис Силыч звонил, говорит, крепко взяли их за яблочко. Будут думать. Так-то! Мол, только официально не имеем права согласиться, а покажут испытания, добьемся, — пожалуйста! Значит, уже на руку! Для дела…
Василин взорвался:
— На руку, на руку! Для дела!.. Циркачи! — Прижимая к пухлому бедру кожаную папку, пошел к выходной двери. Походка нервная, вздрагивающая.
Проводив его взглядом, Сергеев сказал:
— Ничего! Перемелется — мука будет. А в остальном все верно. Начинаешь правильно, Алексей Васильевич. Держись! Нас мало, но мы в тельняшках — почти как моряки!
Над городом стояла обволакивающая духота, но, пока Фурашов ехал на вокзал, ничто, пожалуй, не предвещало грозы, только белые тяжелые облака скапливались на синей глади неба.