Читаем Дача на Петергофской дороге полностью

Любитель чего бы то ни было — тот же пьяница, стоит ему глотнуть каплю, чтоб забыть о мере. Так точно и мой приятель пропел мне множество романсов и малороссийских песен. Меня удивило, что он пел те же песни, что и Феклуша. Но его пение было жалкая пародия на нежный голосок девушки. В заключение певец пропел: «Ой вы уланы», притопывая каблуками, присвистывая и прищелкивая языком. Я взял поскорее лист «Московских ведомостей» и притворился читающим. Иван Андреич сделался мне противен; в эту минуту Феклуша живо представлялась моим глазам, свеженькая и грациозная!

Побродив по комнате, владелец села Уткина уселся опять на диван и стал без толку фантазировать. Удаль прошла в нем, он весь насупился и так погрузился в свои фантазии, что муха, обегав все его обширное лицо, расположилась было уже спать на его носу; но вдруг он словно очнулся: бросил гитару на диван и сказал мрачно:

— Я думаю, я тебе надоел.

— Ты хозяин дома, — отвечал я.

— Спасибо за откровенность, но, право, не знаю, как тебя развлечь… в карты не играю.

— Ты и так устал, развлекая меня, — заметил я.

— Ты все такая же шпилька, как был.

— Нет, право, я был поражен твоим талантом; а кто давал тебе уроки пения и музыки?

Иван Андреич сконфузился и с минуту молчал, потом заметил с упреком:

— Не нравилось, сказал бы, я бы перестал! Это, брат, не по-дружески!

Мы переменили разговор. После ужина я, однако ж, не утерпел и завел опять речь о Зябликовых.

— Ах, я и забыл тебе сказать, что в П*** я случайно познакомился с твоими соседями.

— С кем? Их много у меня.

— С очень добрыми, простыми и оригинальными людьми.

— Да с кем же? — нетерпеливо повторил мой приятель.

— Зябликов… — Я не успел договорить фамилию, как он разразился насильственным смехом.

— Простые, простые, — повторял он иронически, — ха, ха, ха, вот хорошо разгадываешь людей, ха, ха, ха!

— Ты меня удивляешь; кажется, они тебя так любят.

— А, а, а! Так вы уж коротко познакомились. Небось жаловались на меня, избрали тебя примирителем.

— Ты так странно отзываешься о них, что я прежде всего попрошу у тебя объяснения: что они за люди? — серьезно сказал я.

— Простые, очень простые. Но только не советую тебе с ними возобновлять знакомство, если ты не намерен в одно прекрасное утро очутиться женатым!

Я невольно припомнил чрезмерное радушие и угодливость Зябликовых.

— Ты уж не успел ли влюбиться? Видишь, и в степи женщины не лишены хитрости. А какими простенькими прикидываются, чтоб заманить!

— Неужели Феклуша притворщица? — воскликнул я с досадою, что очень обрадовало моего друга; он, потирая руки, сказал:

— Успела, кажется, поймать на удочку, да еще какого отчаянного волокиту!

— Не приписывай мне этого титула, я даже кандидатом в волокиты никогда не был. Прошу тебя серьезно: скажи мне, что было между тобой и Зябликовыми?

И, позабыв просьбу Феклуши, я передал ему подробно все знакомство и даже показал записку девушки. Иван Андреич пришел в такое раздражение, что мне стало жаль его; мне показалось, что он влюблен в Феклушу и что моя откровенность слишком неуместна. Наконец я понял из отрывистых его фраз, что простодушные старички чуть было его не женили и что Феклуша самая хитрая кокетка, занимающаяся ловлею женихов.

— Ты знаешь, как я осторожен и таки понимаю людей, но они просто приколдовали меня своею простотой. По счастью, приехал ко мне мой сосед Щеткин да и порасскажи мне про них историю.

— Что это за история? — с любопытством спросил я.

— Такая, что я с этого дня ни ногой к ним.

— Может быть, их оклеветали, — заметил я.

— Оклеветали! Жаль, что ты не спросил о Зябликовых у любого мужика в П***, все знают эту историю. И эти на вид простодушные старички решаются на все, чтобы ловить женихов. Да эта дочка-то похитрее своей сестрицы, она не останется в дурах! Мало того что научили ее завлекать мужчин, еще привораживают. Травки разные варят. Я тебе скажу, что в столице ты не встретишь таких людей. Будто из почета к гостю, дочку пошлют стряпать, да и угощают потом этой стряпней.

— Но скажи мне, для чего Феклуше травы? Она и так может нравиться.

Иван Андреич пожал плечами и отвечал:

— Пойми, что никто с ними не хочет знаться из соседей. Вот они и ловят новичков, чтобы забрать в руки прежде, чем новичок узнает эту историю…

— Неужели ты веришь в колдовство? — смеясь, сказал я, и мне на минуту показалось невозможным, чтоб Феклуша и ее родители были способны на подобные вещи.

Иван Андреич, разгорячась все более и более, начал рассказывать свою первую встречу с Феклушей. Они встретились у реки; она его пригласила в дом; он долго был очарован их искренним радушием; но потом ему стало подозрительно слепое доверие к нему стариков; когда же он узнал от Щеткина историю, случившуюся в их семействе, тогда… тогда он все понял!

Факты так были ясны, что я сидел повеся голову и решился уж не заезжать к Зябликовым, тем более что Феклуша мне очень нравилась.

Придя к себе в комнату, я нашел мальчишку в длинном сюртуке спящего на полу в ожидании меня. Я разбудил его и велел ему идти спать к себе, но прежде спросил его:

— Есть у вас верховая лошадь?

— Как же-с.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература