Елена сделала вдох и задержала дыхание, она сжала кулаки еще сильнее, а потом медленно повернулась к Бонни. Бонни была все та же. Красивая, притягательная, никому не нужная, никем не принятая и непонятая. Бонни олицетворяла собой непокорность и желание быть прирученной. Бонни была воплощение свободы и покоренности, сломленности и победы. Бонни была всем.
— Уходи.
— Нет, — Елена сделала шаг вперед, и тут сработал счетчик: в мозгу вновь щелкнуло, былая скованность на миг перестала давить на плечи. Елена обратила смелый взгляд на подругу, и разжала кулаки. Силы не понадобились, и красивые слова — тоже. Единственное, что Гилберт считала уместным сказать, так это то, что…
— В этот раз я не уйду.
— Ты не вовремя, Гилберт, — процедила сквозь зубы Беннет. — Я рада, что мы пошли на сближение, но иногда поздно — хуже, чем никогда. Это наш случай, понимаешь?
Елена устремила взгляд за спину девушки. Там, во мраке, был спрятан еще один взгляд. Чей-то безмолвный, кричащий взгляд, о котором кроме Бонни пока что никто не догадывался. В обители неуспокоенных душ была еще одна душа. И Беннет отправляла свою подругу не потому, что желала от нее избавиться.
Она желала избавиться от кого-то еще.
Елена рванула вперед решительно. Ей надо было сделать максимум, пока счетчик вновь не сработал. Беннет схватила подругу за плечи и со всей силы оттолкнула ее. Елена ощутила новую силу, исходящую от Бонни. Силу, которой раньше не было. Кто-то эту силу подарил ей. Кто-то, благодаря кому Бонни перестала быть прокуренной туберкулезной Бонни и стала новой и ароматной Бонни. Мальвина взглянула из-подо лба на Беннет, собираясь что-то сказать, но в этот же момент передумала и вновь пошла на таран. Ее бы снова отшвырнули как назойливую муху, если бы Елена сама не применила силу. У нее не было того, кто дал бы ей силу. Деймон не в счет, он лишь забирал ее жизненную энергию, и с ним она разберется чуть позже. А сейчас она схватила Бонни за руки, оттолкнула в сторону и ворвалась в мрачную комнату. В ней было пусто, и Елена, не мешкая, бросилась к другой двери.
— Гилберт, остановись! — Бонни была в бешенстве, а Елена — в отчаянии. Она схватила ручку двери, нажала на нее и распахнула дверь, тут же замерев. В ванной комнате, единственной озаренной светом, на стуле сидел человек, избитый до крови. Он был в полубессознательном состоянии, голова его была опущена, руки прикованы к подлокотникам.
Бонни ворвалась в действительности, схватила Елену за руку и вышвырнула девушку. Та зацепилась за что-то ногой, рухнула на пол, больно ударившись локтем. В глазах потемнело, Гилберт казалось, что она тоже теряет сознание. Ей было плевать прикуют ее к стулу или нет, ей не хотелось, чтобы это делала Бонни.
Бонни. Имя вскрыло мягкую тишину острой бритвой, и Елена открыла глаза. Она медленно поднялась, но встать на ноги пока не могла. Тошнота подступала к горлу. Елена увидела Бонни, нависающую над ней, стоящую будто в дымке тумана.
— Убирайся! — закричала она. Ее крик ворвался в душу, оглушил внезапностью. Елена коснулась висков, по-прежнему смотря на Беннет будто сквозь дым. Глаза заслезились, боль в локте все еще пульсировала. — Никто тебя о помощи не просит!!!
Елена оперлась о пол руками, потом встала на колени и медленно поднялась. Она пришла помочь Бонни, но ей самой требовалась помощь. Тошнота спазмами выкручивала желудок. Елена не ела ничего с самого утра на той заправке. Подумать только, еще утром они собирались вместе сходить в кино, а теперь вместе пытаются угомонить своих разбушевавшихся демонов.
Гилберт взглянула на окровавленные руки Бонни. Она избила своего отца прежде, чем тот потерял сознание. Может, она била его несколько часов, кто знает. И поражало даже не то, что Бонни пошла на крайние меры. Поражало и приводило в ужас то, что Бонни смогла в одиночку справиться с взрослым мужчиной, притащить его сюда, снова избить. Теперь было ясно одно: Беннет достигла предела. У нее сорвало крышу, и теперь ничего не будет как прежде.
— Послушай, — Елена выпрямилась. Она чувствовала себя паршиво, желудок выворачивало наизнанку, боль в локте была ноющей, и состояние Елены было катастрофическим. Может, сработал переключатель в очередной раз, теперь Гилберт ни в чем не была уверена. — Послушай, если ты убьешь его, легче не станет.
— Да пошла ты к черту! — она бы швырнула в нее чем-нибудь, но под рукой ничего не оказалось. Бонни тоже сжала кулаки. — Ты думаешь, что если приползла сюда на коленях, дала мне несколько советов — мне сразу стало легче?! Да ничерта ты обо мне не знаешь, Гилберт! Ни ты, ни Клаус, ни Тайлер, ни Ребекка, ни кто-либо еще! И засунь свои слащавые советы себе знаешь куда?!
Елена сделала шаг вперед. Она перестала думать о своей боли, переключившись на боль Бонни, более сильную, которую не лечат ни обезболивающие, ни время, ни побеги, ни другие люди. Есть раны, которые залатать можем только мы.