d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Воровали, — лучше о ключах, чем о Майклсоне. Доберман почувствовал, что его загнали в угол. Ему больше некуда убегать. Однажды это происходит. Однажды, когда долго прячешься от себя, все равно оказываешься загнанным в угол как затравленный зверек. — Викки воровала.

Он не мог больше говорить, но вряд ли это было необходимо. Елена сама все поняла. Она прочитала это в его глазах, в которых снова таяли осколки. Девушку посетила мысль, а что будет когда эти осколки растают? Что будет тогда с его дьявольски-глубокими глазами?

— То есть мне надо будет привлечь чье-то мужское внимание, да? — еще один вполне логичный вопрос. Теперь Сальваторе ощущал себя виноватым. Виноватым перед ней. В конце концов, он тоже отравлял ее жизнь, постоянно подсыпая порох в этот пылающий костер ее души. Он тоже виноват в ее саморазрушении.

— Елена, я…

— Ты уже знаешь его? Или вы выбираете жертву наугад?

Удар под дых. Доберман ощутил, как его накрывает волна жуткого сожаления. Ему отчаянно захотелось обнять ее, прижать к себе и сказать, что им вовсе не обязательно проделывать эту махинацию. Им можно, нет, им нужно не возвращаться.

Позиции поменялись. Теперь она его защищает.

— Я сам со всем разберусь.

— Сам будешь привлекать его внимание? — она улыбнулась, положив руки на стол и придвинувшись ближе. Маленькая. Еще совсем маленькая для этой грязи. Для этой действительности. Для него.

— Да, — жестко и почти грубо. Улыбка исчезла с губ девушки. В глазах — не обида, но досада. Он заде ее за живое. Снова.

— Я справлюсь, Деймон. Я ведь сказала тебе, что я знаю, на что иду, — она решила послать контроль к чертям собачьим. Она решила потянуться к Деймону, ощутить его кожу под пальцами, доказать тактильно, что он может на нее положиться. Что она помнит все его поступки, что несмотря на гневные слова, обличения и оскорбления, она ему обязана. Она может и хочет ответить взаимностью. — Я смогу достать ключи.

Она потянулась к его рукам. Она коснулась их, испугавшись на миг, что он отпрянет, что оттолкнет ее, скажет, что совершил ошибку. Но вместо гнева Гилберт увидела недоумение. Елена коснулась его предплечий, потом — запястий. Коснулась обеих рук. Потом посмотрела в глаза мужчины. Послав контроль куда подальше, Гилберт решила сделать тоже самое со своими негативными эмоциями.

— Ты знаешь, сколько баб вертится возле таких мужиков? — с пренебрежением произнес он, по-прежнему не выдирая рук. По-прежнему не отвечая на это прикосновения, но наслаждаясь им. В ее глазах был дым. Был дым, причиной которого была влюбленность. Влюбленность в него, в прокуренного и проигранного Добермана.

— Я — не баба, — прошептала она, придвигаясь еще больше. Ее пальцы проскользили на его пальцы. Его кожа была грубой, ее — нежной. Она могла растопить в нем усталость, могла согреть его. Он осуждал ее пыл. Она согревала его сердце. Именно поэтому они были необходимы друг другу. — Он посмотрит на меня. Я украду ключи… Мы угоним машину и вернемся в мотель. А потом поедем домой.

«Домой». Будто у них общий дом. Будто они останутся после всего этого вместе. Дешевая иллюзия. Настолько дешевая, что за нее стыдно потребовать четвертак.

— Зачем тебе это дерьмо? — произнес он, перехватывая ее пальцы, сжимая ее руки в своих. Елена ощутила острый угол ностальгии в самое сердце. Ощутила, что воспоминания снова взбунтовались, что вчерашние эмоции вновь получили бразды правления.

— А если я скажу, что пытаюсь замолить грехи? А если я скажу, что мне наплевать на твою семью, и что я просто хочу хоть как-то заткнуть совесть, тебя это успокоит?

— Меня успокоит правда.

Не стоило переходит на личное. Не стоило возвращаться к том, что неисправно по своему определению. Но у них было так мало времени высказать друг другу все, напеть о всех своих чувствах и переживаниях, что эти два часа казались каким-то бонусом, которым они не могли не воспользоваться.

— Мне тебя катастрофически не хватает, — она вырвала свои руки, — вот и вся правда.

Девушка облокотилась о спинку сиденья, вновь устремляя взгляд в окно. Она больше не прятала взгляд. Она просто не хотела смотреть в его глаза, не хотела вновь вспарывать себя наживую, а потом зашивать без наркоза ржавыми иглами. Она не хотела больше таять в его взгляде. Ей бы только его присутствие, и она сумеет справиться с горьким осознанием того факта, что они никогда не будут вместе.

Девушка посмотрела на него. Смирение и спокойствие. Это спокойствие способно взорвать спокойствие остальных.

— Твой друг сделал нам паспорта с одной фамилией, так что формально мы муж и жена. Понимаешь, что это значит?

Усталость в ней вот-вот перельется через край. И обычный сон тут не поможет. Деймону еще сильнее хотелось согреть ее в своих объятиях. Эти ночные разговоры — извращение, которое не стоит показывать даже самым прожженым людям.