d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Деньги не делают нас особенными, — спокойно ответил Локвуд, засовывая руки в карманы. Честно — он уже оставил свою дурную затею биться до беспамятства. Он уже хотел просто уйти.

И затеряться где-то в притонах.

— Нас делает особенным то, что имея все, о чем мечтают другие, мы не имеем того, что действительно хотим. Не можем биться, потому что наши родители занимают высокие посты. Не можем пить и трахаться с кем попало, потому что должны пить и трахаться с теми, с кем предписано. Не можем любить того, кого хочется, потому что тот, кого мне хочется, не нуждается в деньгах. Тот, кого я хочу, хочет именно того дерьма, в котором живут такие как вы!

Он толкнул Сальваторе, и тому пришлось отступить на шаг назад, Локвуд будто наступал, будто готовился к тому, чтобы ринуться в бой, чтобы броситься в остервенелую хватку и биться не за выигрыш, а за проигрыш. Не за жизнь, а за смерть. Не за смысл, а за бессмысленность.

— И мы ныряем в это дерьмо, чтобы быть хотя бы банально просто рядом.

Деймон усмехнулся. Он чувствовал тоску. Она въедалась в саму его сущность, разъебывая там внутреннюю борьбу и порождая невыносимое желание закурить, кинуться в драку, выплюнуть то, что щипало язык и першило в глотке.

— Ты жалок, и знаешь почему? — он выдержал паузу. Песня должна была закончиться, а следовательно стимул должен был исчезнуть. — Ты получил самую сильную девушку — ты получил Бонни. И ты проебал ее. Ты получил самую желанную девушку. Ты получил Елену. И ты тоже проебал ее. Потому что наивно полагал, что в этом дне было то, что они обе искали.

На миг Сальваторе захотел принять предложение Викки — угнать из этого города, куда-нибудь подальше, мчать к линии горизонта, разгоняясь и разгоняясь, не оглядываясь и не сожалея. Даже не задумываясь о том, что осталось позади.

— Не надо искать виновных, Локвуд. В том, что происходит с нами, виноваты лишь мы. Прими это!

Тайлер вытащил руку из кармана. Он сжимал пачку сигарет. Локвуд не курил. А теперь он решил разбавить свою пустоту никотином.

Они поменялись местами.

— А знаешь, почему ты жалок? — пошел в атаку Локвуд, решив ранить тем же оружием, каким ранили его. — Потому что и Бонни и Елена все равно принадлежат мне. Со мной теплее, а с тобой они замерзают…

Он достает сигарету, прикуривает. Оранжевый огонек освещает мрак, а потом сам тонет во мраке.

— Даже Джоанна замерзала рядом с тобой. Шведка замерзала — это как анекдот.

Он подошел ближе. Глаза в глаза. Соперники. Не друзья, но и не враги. Просто хорошо знающие друг друга люди. Просто знающие друг о друге все — поэтому они не могли больше контактировать. Когда правда предстает в обнаженном виде — ты разглядываешь ее.

Но не хочешь разглядывать того, кому эта правда принадлежит.

— Знаешь, почему я ныряю в это болото, а ты в нем болтыхаешься? — выпустил дым, выдержал секундную паузу. Последняя фраза должна прозвучать достойно: — Потому что ты слишком дикий, чтобы жить, и слишком редкий, чтобы сдохнуть.

Он улыбнулся, пожав плечами.

— Я дойду до дома сам. Спасибо.

Прошел мимо, оставляя обескураженного Сальваторе наедине со своими демонами, которые паршивыми любовницами вились возле его ног. Тайлер Локвуд больше не Просто Тайлер. И Деймон Сальваторе отныне — не Доберман. Ставки повысились.

====== Глава 44. Безмолвный крик ======

1.

Бонни приходили письма. В начале они доставлялись только на редакцию, но потом стали приходить и на почту. Настоящие бумажные письма, исписанные чьими-то аккуратными или кривыми почерками. Этим дело не ограничивалось — разгневанные мужчины, взволнованные женщины стали писать и на электронную почту, стали звонить в редакцию. Они высказывали порой довольно абсурдные мысли, но почти большинство (а большинство составляли женщины) были благодарны. Им было недостаточно обыкновенных печатных статей, выходящих раз в неделю. Им было недостаточно слов — они хотели увидеть ту, кто понимала их. Они хотели услышать ее голос, посмотреть в ее глаза. Всю ситуацию обостряло пожертвование, которое было отправлено сразу после подсчета средств вечера благотворительности. Это мотивировало обиженных и оскорбленных писать и звонить больше и больше.

Энди решила не размениваться на мелочи — тиражи выпускаемых номеров увеличились, спрос увеличился. Когда есть спрос — стоит формировать предложение. Чистая экономика, ничего лишнего. Энди вызвала Бонни чуть ли не в шесть утра в редакцию — той особо было некуда спешить, да и давно она привыкла вставать до того, как посветлеет на улице. Беннет хотела жить дальше, хотела заниматься тем, на что она способна была. И ей нравилось повышенное внимание к ее мыслям.

Она приехала в редакцию через двадцать минут после звонка Стар. Та сказала ей, что в связи с еще недостаточной популярностью и ограниченным бюджетом устроить пресс-конференцию будет довольно проблематично.

— Да и феминисток, — дополнила Энди, крутя карандаш между пальцами, — ты понимаешь, что не любят в нашем обществе.

— Я не феминистка, — заметила Бонни, но Стар не придала этому значения.