d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Ее идея заключалась в том, чтобы устроить встречу с поклонницами. Бонни эта идея показалась тухлой и не слишком перспективной — она почему-то представила сборище достаточно пожилых женщин, которым нечем заняться по вечерам, и безразличных учеников старшей школы, которых сняли с последних уроков. Бонни представила эти апатичные взгляды, рассеянное внимание, витающих мух по зданию какой-нибудь библиотеки, и захотела отказаться.

Она отказалась.

Энди же не привыкла отказываться от того, что могло повысить скупаемость этой вшивой газетенки. Наверное, как думала Бонни, ею руководил еще собственной карьеризм. Стар была не из тех красивых и опрометчивых журналисток, которые готовы прозябать в пыльной тесной редакции всю жизнь. Она хотела засветиться, а Бонни была ее пропуском в новые рейтинги.

Стар предложила новую идею, которая заключалась в том, чтобы Бонни устроила что-то типа открытой лекции. Вход будет платным, а собранные ничтожные средства снова пойдут на благотворительность.

— Репортеры сбегутся сами, — сказала Стар, видя, что смогла-таки заинтересовать Бонни. — Им нужны любые сюжеты, уж поверь мне. К тому же, люди любят благотворительность.

Этот разговор состоялся за два дня до самого проведения события. Нужно сказать, что Бонни была ошеломлена результатами.

Во-первых, почти все арендованное помещение, предназначенное для подобных мероприятий, было битком. Не то что яблоку — былинке негде было упасть. Два ленивых репортера сидели чуть ли не на первом ряде, и на их лицпх было такое выражение, словно их заставили слушать трехчасовую лекцию об элементах периодической таблицы. Остальные же зрители, среди которых были и мужчины, делились на две категории — негативно и положительно настроенные. Вторых было больше, что радовало.

Во-вторых, сами зрители вступали в дебаты, и Бонни активно отвечала на их вопросы. Конечно, бывали случаи, когда кто-то все равно оставался на своем мнении, и пробить броню упрямства и самоуверенности у Беннет не получалось, но в остальном она слышала интересные вопросы, интересные мысли, интересные предложения. Иногда выступали женщины со слезами на глазах, и Бонни не желала нужным и уместным их успокаивать — тогда она умела находила какую-нибудь дежурную фразу, которой, к счастью, и ограничивалась.

В-третьих, Бонни не стало. На какие-то мгновения она стала совершенно другим человеком — нужным другим людям. Стала той, кем хотела быть, когда в прошлой жизни вступала в «NCF». Люди видели в ней защитницу, видели в ней ответы на свои вопросы. Когда-то Беннет искала ответы в людях — в отце, в Ребекке, в Тайлере, даже в Елене.

Теперь ответы были в ней. Она сама не заметила, как ее захватил этот процесс, как время потекло в совершенно ином измерении — секунды перестали быть секундами, минуты — минутами. Разделенный на фрагменты циферблат выпал из контекста жизни Бонни. Теперь она жила от вопроса к вопросу, от ответа к ответу, от взгляда к взгляду. Ее холодные руки согрелись, а на ее губах появлялась улыбка — ослепительная и живая — когда она слышала слова благодарности, или когда разговор внезапно сводился к комичным ситуациям. Апатичные журналисты перестали быть апатичными. Черствые чувства смягчились. Прошлое будто бы потеряло былую остроту. Беннет даже невольно подумала о том, что это произошло потому, что она пережила страх еще раз.

Пережила и убедилась, что он нереален — просто заглянула под кровать и увидела, что там нет никаких монстров.

И последнее — минувшее больше Бонни не торкало. В контексте этой встречи, по крайней мере.

Одна из женщин, которая сидела на последнем ряду, уже давно поднимала руку. Бонни предоставила ей слово.

— Это правда, что вы состояли в «NCF»? — она была осведомлена — Беннет это просекла, а Энди не сомневалась, что эта прячущаяся на последних рядах — лишь засланный казачок. Вопрос в том — что ей нужно выведать.

— Да, состояла, — Бонни понимала, чем это чревато. «Новые дети» специализировались на насилии, жестких акциях и бессмысленных лозунгах. Митинги с плакатами: «Женщин в прокуроры», поджоги домов противников абортов, избиения пареной в парке вряд ли подкупят даже самых отчаянных. Беннет не ощущала учащенное сердцебиение или дрожь на коже, но ей определенно было не по себе.

— Что же вас заставило оттуда уйти?

Бонни обратила на девушку взгляд. И в этом взгляде было больше страсти, чем когда-либо. Бонни — отчаянная девятнадцатилетняя девочка, которая билась за свою свободу на мгновение перевоплотилась в сильную и волевую женщину.

Из-за таких женщин падали империи.

— Мне поставили неутешительный диагноз. Мой организм был на износе, я была в плохом физическом состоянии.

Бонни выше подняла подбородок. В ее взгляде отражалось свободолюбие. Там не было свирепости, которая буйствовала раньше, но там была страсть — лишающая рассудка, опьяняющая и наполняющая смыслом.