Д.В.Ж.Д. 2035

Пули свистели над головой. Упасть бы и ползти, крича вновь и вновь, но, кажется, что это тоже бред… они могут и не стрелять. Вероятность примерно пятьдесят на пятьдесят.

Рискуя получить огнестрельное, мы продолжали идти на свой страх и риск.

Думаю, ребята простят мне те шишки, которые мы заработали, когда все впятером врезались лбами в розовый вагон.

* * *

В эту ночь не спалось. Стресс, полученный всеми нами в результате рейда происходящего, давал о себе знать. По-прежнему казалось, что всё вокруг не по-настоящему. И я полдня, начиная с обеда, периодически выстраивал весь состав в свободных вагонах и каждого заставлял отчитываться о том, что он видит и слышит.

Мир без ориентиров это страшно. Это полшага до психиатрической лечебницы, которых больше нет. Потому остаёшься один на один со всеми своими страхами и глюками. А ведь больше всего человек страшиться именно одиночества.

Я стал по-другому смотреть на Андрейку. Что-то с этим пацаном явно было не так.

Оказалось, я действительно не слышал Макара. Сорок человек подтвердили мне, что учёный категорически запрещал мне идти к местным. И в рейд со мной отважились идти лишь четверо. И все, в том числе дежурящие на турелях Смирнова и технарь Евгения, как впрочем, и Кузьмич, в один голос утверждали, что станция разрушена. Да я и сам прекрасно помню, что Лучегорск в руинах. Никакой целой постройки там не наблюдалось. За углём же ходили, бродили по округе. Почему это понимается только сейчас?

Дальше показания рейдеров и причастных разнились: каждый городил чёрте что, путаясь даже в собственных показаниях. Собрав воедино все рассказы, выяснилось, что Ленка действительно увидела какого-то человека, и мы попёрлись к нему. Человек для всех оказался разным, а когда приблизились к нему — растаял в воздухе. Если на дорогу до него ушло минут пять, то обратно мы ползли черепашьими шагами два часа. Триста метров за два часа в постоянной борьбе с собой. Что самое удивительно, люди, оставшиеся внутри состава, галлюцинаций не наблюдали. Похоже, металл каким-то образом экранировал, защищал от воздействий. Но тогда оставалось неясным, почему воздействие повлияло на мой мозг, когда я ещё находился в вагоне: случай с Андрейкой, спор с учёным, сбор несуществующих людей.

Так и не уснув, пролежав на нижней полке в тщетной попытке закемарить до самого утра, прислушиваясь к дыханию Ленки и Андрейки, выскочил коридор. Надо было что-то делать, хотелось действия. Странным образом не было никакой усталости. Только ощущение лёгкости, эйфории, как будто и впрямь накачали наркотиками, пусть и не знаю, как они действуют. Хотя нет, знаю — через некоторое время приходит расплата — отходняк.

Каково было моё удивление, когда о схожих симптомах в один голос заявили ребята, которые ходили со мной. Они так же уже вовсю махали конечностями в пустых вагонах в конце состава. Как оказалось и не ложились. Так радведгруппа было укомплектована сама собой.

— Но что делать, если снова глюки пойдут? — Все же высказал вслух Брусов общую мысль.

— Не пойдут, — с какой-то непонятной уверенностью ответил я, и взаправду ощущая, что такого же, как вчера не повториться. Кто-то словно влил в меня эти знания.

Через некоторое время, предупредив своих, мы отправились к общине, о которой говорил Артём.

Счётчик Гейгера похрустывал, взять с собой противогазы казалось не лишним. Да и бронники с касками. Мало ли что за настроения в общине: пристрелят, а потом спросят, зачем приходили.

Домишко железнодорожной станции оказался скорее цел, чем разрушен. Стены с крышей стояли исправные, только не было двери, и окна с рамами как специально вытащили. Видимо в первое время побили, потом сами сгнили. Деревянные, не пластиковые.

Заглянув мельком в здание и не найдя ничего ценного — признак близкой цивилизации, как-никак — мы двинулись вглубь деревни.

Разбитая дорога была широкой. Лужи и грязь шли в комплекте. Хорошо, что нацепили вместо ботинок резиновые сапоги. Пусть с размерами не всегда гладко — то жмут, то большие, хлябают, но ноги останутся сухими. Чихать ни на кого не придётся.

— Чего-то тихо как-то, — первым нарушил молчание Алфёров, оглядываясь на покосившиеся деревянные домишки. Заборы видимо давно растащили на дрова. Долгими зимами надо чем-то греться. Хоть это говорит за то, что здесь теплиться жизнь.

— Тихо — не то слово. Мрачно, — добавил Артём и без предупреждения заорал на всю округу. — ЛЮДИ!!!

Все вздрогнули. Дать ему прикладом по затылку — меньшее, что захотелось сделать.

— Заткнись, завхоз-психоз!

— А долго мы красться будем? Может они наблюдают? Не хочу я пулю в шею от какого-нибудь снайпера.

— Да какие снайперы в деревне? Охотники только если, — добавил Салават.

— А что охотники уже не снайперы?

Порой кажется, что идёшь не с умелыми бойцами анклава, а с толпой базарных бабок. Вот нет у них больше времени поговорить и повыяснять отношения. В составе всё больше молчат, а как выбираются наружу — хоть скотчем рты заклеивай.