Д.О.П. (Департамент Особых Проектов)

С Петровских времён, с самого начала восемнадцатого века от Рождества Христова Охтинские Адмиралтейские верфи располагались в устье, на левом берегу Большой Невы. В начале следующего, девятнадцатого века собственно верфь перенесли на Галерный двор, а в 70-х годах освободившуюся территорию продали под застройку. Но несколько старых эллингов военно-морское ведомство сохранило за собой, и один из них выделили под инженеру Костовича – «под воздухоплавательные прожекты», как говорилось в соответствующем распоряжении.

Шурик встретил меня у ворот и провёл внутрь. Стоящий на часах усатый унтер с нашивками артиллерийского кондуктора смерил меня настороженным взглядом, потребовал предъявить пропуск – и долго, старательно шевеля губами, разбирал написанные от руки строки.

– Господин Онуфриев Ярослав Леонидыч, значить? – спросил он, справившись с этой нелёгкой задачей. – Что ж, коли гумага имеется, по всей положенной форме – пожалте, проходьте! Курить только настрого запрещено, ихнее благородие Огнеслав Степаныч шибко ругаются…

Проверять документы у моего провожатого кондуктор не стал. Похоже, он, как доверенный помощник дяди Юли, считался здесь важной персоной.

Эллинг, отведённый начальством Адмиралтейской верфи Костовичу для постройки его воздушного корабля, был изнутри пуст и гулок. Сборочный стапель только-только начали монтировать, а пока выгнутые по шаблону балки дожидались своего часа на стеллажах вдоль стен.

– Арборит. – пояснил Шурик. – Ещё одно изобретение господина Костовича – нечто вроде многослойной фанеры. Он даже фабрику открыл здесь, в Петербурге – делают из арборита бочки, ящики, сундуки, разборные домики, части рангоута для морских судов. Для наших целей – самое то. Да вот, сам полюбуйся…

Он подвёл меня к длинной, не меньше тридцати метров, трубе, аккуратно уложенной на особые бруски. Диаметром труба была около четверти метра.

Я наклонился, постучал по трубе пальцем.

– Тоже фанера?

– Она самая. – подтвердил Шурик. – Алюминия-то здесь пока нет. То есть он имеется, конечно, но… когда дядя Юля заикнулся о том, что вместо арборита лучше использовать алюминий, его чуть на смех не подняли. Здесь его называют «серебро из глины» и ценят на вес золота – в самом прямом смысле. Когда англичане захотели сделать богатый подарок Дмитрию Ивановичу Менделееву в знак признания его научных заслуг, то преподнесли ему аналитические весы с чашечками из золота и алюминия. А ты говоришь – каркас…

Про каркас я даже не заикался, но спорить с Шуриком не стал. Пусть рассказывает, у него это хорошо получается.

– Вообще-то, – продолжил он, – способ получения алюминия путём электролиза расплава глинозёма уже разработан уже года три назад. Дядя Юля говорит, что именно этот способ станет основой промышленного производства, и даже подал руководству Д.О.П. а записку по поводу организации чего-то в этом роде у нас, в России – но когда это ещё будет! А пока придётся обойтись, чем имеем. То есть – арборитом.

В ангаре мы задержались надолго. Шурик показал мне чуть ли не каждый из готовых узлов, а под конец отвёл в «моторную мастерскую» – здесь на испытательных стендах красовался «газовый двигатель» Костовича, а рядом с ним – до боли знакомый ВАЗовский движок. Творение сербского изобретателя выглядело, как воплощение эстетики на стимпанка: большое спицевое колесо, бронзовые цилиндры, массивные шатуны, присоединённые к коленвалу тонкими, словно ноги цапли, рычагами.

– Оно действительно работает? – Я с опаской прикоснулся к агрегату.

– А то, как же! – физиономия Шурика лучилась гордостью. – Этот двигатель, можно сказать, уже серийно производят. Два таких же, только поменьше, стоят на «Корейце» и «Разбойнике» – крутят динамо для питания радиоаппаратуры.[4]

Я кивнул. Два дня назад я в компании Яши и барона Корфа побывал в Кронштадте, на проводах отправляющегося на Тихий Океан отряда из двух боевых кораблей. И знал, что они, в отличие от прочих судов русского, да и любого другого флота, оснащены самыми настоящими радиостанциями. Изготовили их здесь, стараниями «научно-технической группы» Д.О.П., и теперь новинке вместе с присматривающими за ней гардемаринами предстояло пройти испытание «русской кругосветкой» – из Кронштадта, вокруг Африки и во Владивосток.